Текст: Дмитрий Шеваров
- …утешеньем за грехи, –
- тихо
- лягут на бумагу
- беззащитные
- стихи.
- Роберт Рождественский
В этом году исполнится тридцать лет со дня ухода Роберта Ивановича Рождественского – поэта, который и сегодня живет в каждом доме, в каждой душе своими строчками. Кто не просыпался утром с его песнями, вдруг всплывшими из детства?.. Строки, мелодии, первые такты этих песен воскрешают родные лица, свидания и прощания – всё то, о чем и рассказать нельзя, а можно лишь поаукаться с теми немногими, кто поймет, кто обнимет в ответ, прижмет к плечу.
Но при всей нашей любви к песенному Роберту Рождественскому, как поэт он полузабыт и его стихи, не положенные на музыку, сейчас мало кому знакомы. Кто помнит его великий «Реквием»? – поэму, написанную еще в 1960 году, но оставшуюся в своем скорбном роде непревзойденной.
- К мерцающим звездам
- ведя корабли –
- о погибших
- помните!
- Встречайте трепетную весну,
- люди Земли.
- убейте войну,
- прокляните войну,
- люди Земли!
Кто помнит поэму «Письмо в тридцатый век», написанную в те же 1960-е?
«Все мечты о чуде будущем // Брошены // И осталось только прошлое. // Прошлое. // Много прошлого. // Чуть-чуть // Настоящего. // Непонятного. // Хрупкого…»
И вовсе забыты стихи Рождественского последних лет. Написанные в конце 1980-х и начале 1990-х, они редко включаются в его нынешние издания. На портале Культура.РФ Министерства культуры поэт представлен множеством стихов и песен, но от позднего Рождественского там – одно-два стихотворения. А ведь они – вершина его судьбы и в жизни, и в поэзии. Роберт Иванович писал их, зная о своей смертельной болезни. Думал ли он, что через тридцать лет его последние стихи будут стыдливо задвигать в тень? Да, эти выстраданные строки не ласкают слух – они обжигают. Так ведь и написаны они человеком, сгоревшим на костре совести.
Помню, как двадцать два года назад в писательском поселке Переделкино открывали улицу имени Роберта Рождественского (до этого она называлась тупик Трудовой). Было лето. Бегали дети, летали стрекозы. А улица – громко сказано. Три-четыре дома, да заборы, через которые свешивались тяжелые ветки с еще недозревшими яблоками.
Размеры этой улочки так не вязались в моем представлении с Робертом Рождественским, с его поэзией – просторной, яркой, переполненной голосами. Мне казалось, что такому поэту больше подошел бы проспект, широкая магистраль. Но тогда я еще не читал его последнего, посмертно вышедшего, сборника. А когда прочитал, то подумал, что точнее было бы назвать эту улочку – улицей Последних стихов Роберта Рождественского. Она так же коротка и сокровенна, как его прощальная книга.
- …А степная трава
- пахнет горечью.
- Молодые ветра зелены…
ДАТА
20 июня 1932 года в алтайской деревне Косиха родился Роберт Рождественский.
ИЗ ПОСЛЕДНЕЙ ТЕТРАДИ
- * * *
- Возвратившись из небытия,
- прозвучит фамилия моя.
- Девушка в коротеньком пальто
- спросит удивленно:
- «Это кто?..»
- А ее приятель-аспирант
- показать ученость будет рад.
- скажет,
- в сторону махнув рукой:
- «Что-то помню…
- Вроде был такой…
- С юности зачитанный до дыр,
- он потом ушел в разряд:
- «И др…»
- * * *
- Для человека национальность –
- И не заслуга,
- И не вина.
- Если в стране
- Утверждают иначе,
- Значит
- Несчастна эта страна!
- Привычка
- Необъятная страна
- все мне снится по ночам.
- Было в ней заведено
- правило такое:
- кто не знал, тот не знал.
- А кто знал, тот молчал.
- А кто знал и не молчал,
- говорил другое…
- Захотелось как-то людям
- жизнь по-новому начать.
- Очень сильно захотелось!
- Да одно мешает:
- кто не знал, не хочет знать.
- Кто молчал, привык молчать.
- А кто другое говорил, так и продолжает.
- Страх
- Анатолию Ковалеву*
- Как живешь ты, великая Родина Страха?
- Сколько раз ты на страхе
- возрождалась из праха!..
- Мы учились бояться еще до рожденья.
- Страх державный
- выращивался, как растенье.
- И крутые овчарки от ветра шалели,
- охраняя
- колымские оранжереи…
- И лежала Сибирь, как вселенская плаха,
- и дрожала земля от всеобщего страха.
- Мы о нем даже в собственных мыслях молчали,
- И таскали его, будто горб, за плечами.
- Был он в наших мечтах и надеждах далеких.
- В доме вместо тепла.
- Вместо воздуха – в легких!
- Он хозяином был.
- Он жирел, сатанея…
- Страшно то, что без страха
- мне гораздо страшнее.
*Анатолий Гаврилович Ковалев (1923–2002) – дипломат, заместитель министра иностранных дел СССР.
- * * *
- Ты меня в поход не зови,
- – Мы и так
- по пояс в крови!
- Над Россией сквозь годы-века
- шли
- кровавые облака.
- Умывалися кровью мы,
- причащалися кровью мы.
- Воздвигали мы на крови
- гнезда
- ненависти и любви.
- На крови посреди земли
- тюрьмы строили
- и Кремли.
- Рекам крови потерян счет…
- А она все течет и течет.
- Позапрошлая песня
- Старенькие ходики.
- Молодые ноченьки…
- Полстраны –
- угодники.
- Полстраны –
- доносчики.
- На полях проталинки,
- дышит воля вольная…
- Полстраны –
- этапники.
- Полстраны –
- конвойные.
- Лаковые туфельки.
- Бабушкины пряники…
- Полстраны –
- преступники.
- Полстраны –
- охранники.
- Лейтенант в окно глядит.
- Пьет – не остановится…
- Полстраны
- уже сидит.
- Полстраны
- готовится.
- * * *
- Тихо летят паутинные нити.
- Солнце горит на оконном стекле…
- Что-то я делал не так?
- Извините:
- жил я впервые
- на этой Земле.
- Я ее только теперь ощущаю.
- К ней припадаю.
- И ею клянусь.
- И по-другому прожить обещаю,
- если вернусь…
- Но ведь я
- не вернусь.
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Мать с отцом были на войне с самого начала, я жил с бабушкой, и только когда она умерла, мать выпросила отпуск, чтобы забрать меня с собой. Оформила меня как сына полка. У меня была перешитая форма, и мы поехали на фронт. Две недели ехали. Я был дико горд – проехать полстраны в военной форме! На каждой станции ходил вдоль вагона. Но в Москве матери знакомые сказали, что фронт готовится к наступлению. Она была военным врачом, ее место – у операционного стола. А я куда? Испугалась и оставила меня в детдоме. В Даниловом монастыре половину занимала тюрьма, половину – детдом. Обидно было до смерти, что на фронт не попал. Потом пришел дяденька, стал звать в военно-музыкальное училище. И мы с приятелем поперлись – вырваться из детдома хотелось. Опять же – форма. Так я стал воспитанником Красной Армии. Дудели до посинения. А потом был День Победы. 9 мая мы были на Красной площади. Нас качали. В самый салютный час – сотни прожекторов. Люди кидали мелочь в их лучи, и она искрилась. У меня оттуда осталось ощущение: не надо быть взрослым, надо быть счастливым...
