Автор: Яна Дворецкая, Санкт-Петербург
Они что-то напутали. Конечно, напутали… В семь тридцать утра Владимир Колесников уже мчался в лабораторию анализов. Солнце скользило по новенькому БМВ-седану. Под колёсами гудела асфальтовая дорога по улице Кирова, единственная в Смоленске без ямок. На втором сиденье лежал смартфон, на экране — результаты анализов от 02.06.2021.
Сам виноват. Надо было просто дать ей уйти.
***
С женой Вова учился в СмолГу в параллельных потоках, но познакомился во «ВКонтакте». Родители всё удивлялись: как умудрялись они не замечать друг друга целых пять лет?
Когда поженились, Вова уже работал, правда, не по профессии: продавцу в автомагазине платили больше, чем в юридической фирме. Аня же после института устроилась операциниосткой в банк, и работу свою обожала. Девчонки-коллеги и работали вместе, и отдыхали. В будние дни накрывали стол в подсобке, а по выходным ходили в рестораны; были танцы, караоке.
Вова же, набравшись опыта в автомагазине, начал вскоре подумывать открыть свою точку продажи автоэмалей и так был занят, что если не спал, то работал. Аня скучала и злилась, и, если бы не декрет, случившийся так внезапно, наверное, ушла бы от мужа в скором времени. Но декрет всё-таки случился, и в заботах о сыне Аня выбросила эти мысли из головы.
Десять лет назад Никите исполнился год: накануне вечером Аня приготовила «Медовик» и теперь без конца бегала в коридор с телефоном, улыбалась, читая смски с поздравлениями.
— Ленка из ипотеки написала, — многозначительно подняла телефон, заметив, что все ждут её с бокалами в руках.
— Как ценят тебя на работе, Аня! — качали головами родители.
Но Вова знал, что это никакая не Ленка, а Андрей, тридцатилетний охранник из её банка. Вообще-то, женатый.
— Отложи ты уже этот телефон, — шепнул Андрей.
— Что, я не могу уже с коллегами пообщаться? — Аня закрыла экран плечом.
— С коллегами?
— С коллегами! — посмотрела на Вову из-под бровей. — А ты опять за своё?
Вова замолчал, но остаток вечера фанатично наблюдал, как Аня час от часу мрачнела, словно кто-то высасывал её через трубочку, и боролся с желанием поговорить с ней при гостях.
Дождавшись, когда уйдет тёща, последняя из всех, Вова направился в детскую, где Аня укладывала Никиту, и удивился: в одиннадцатом часу там всё ещё горел свет.
— Ухожу от тебя, — хрипло сказала Аня, когда Вова вошёл в комнату, а потом затараторила, да так, что он и слова не мог вставить: — Ты видишь, вся наша жизнь… Это и не жизнь… В общем… Тебе так будет даже лучше, вот увидишь. Найдёшь себе кого-нибудь… Кто будет любить…
Она кидала в раскрытый чемодан вещи, свои и детские. Вова следил за её движениями с точностью аналитика, переводил взгляд с жены на чемодан и почему-то в этот момент думал о том, как ей удалось самой снять их огромный красный чемодан с антресолей. И почему он не слышал, как она его тащила?
Вове вспомнились теперь и долгие походы в ванну и туалет, и пароль на телефоне, и удивительно холодные рассуждения про спасительный во многих случаях и для многих семей развод. Теперь всё собралось в мрачную мозаику: это Андрей снова возник в их жизни.
В первый раз Вова узнал про охранника с работы через год после свадьбы. Тогда ему удалось уговорить Аню одуматься, и она рассталась с Андреем. Потом забеременела, отвлеклась на ребёнка, и всё, казалось, встало на свои места.
Сонный Никита в синей пижаме с щенятами тихо сидел на руках у Ани и растерянно шарил глазами по комнате. Вскоре Аня уже стояла в коридоре с чемоданом в одной руке и ребёнком на другой, и Вова, наконец, опомнился и заметался от одной стены к другой.
— Это всё какой-то бред, Ань!
— Для тебя бред, конечно. Для меня единственный шанс начать жить. Признай уже, что не получилось, хватит уже тужиться, — сказала она.
Аня поставила чемодан у двери и, опустившись на корточки, начала натягивать кофту на сонного сына, тот от неудобства и рваных движений матери заныл.
— Он что, внизу? — громко сказал Вова, и Никита заныл во всю свою годовалую силу.
— Тише! Тише ты! — с раздражением прошипела Аня и тряхнула сына, а потом с ненавистью посмотрела на Вову, снизу вверх. — Не кричи, ребёнок боится.
— Ты и его тащишь? С ума сошла?
— Ему лучше там, где лучше его матери. А мне лучше там, где я не мебель, — Аня потянулась за толстовкой, которая валялась на стуле в прихожей, и в этот момент Вова выхватил у неё сына.
Она рванулась к ребёнку, но Вова выставил руку вперёд и сказал тихо, но так, что сам испугался своего тона:
— Не подходи. Не подходи, я сказал.
— Отдай ребёнка!
— Он останется дома. У него день рождения, — и почти срываясь на крик: — Он заснёт в своей кровати, а ты иди. Иди!
Вова пошёл назад в детскую, на его плече висел Никита, красный от плача, и тянул к маме ручки. Дверь детской захлопнулась с грохотом, и Аня опустилась на чемодан. Вторя рыданиям из комнаты, Аня зарыдала сама, притулившись левым плечом и головой к входной двери.
Просидела так около получаса. Когда Вова вышел из детской и притворил за собой дверь, слёзы высохли, и Аня смотрела неподвижно перед собой. Он сходил в зал и вынес оттуда большую кружку уже холодного чая.
— На, — протянул он ей. — Подумай ты хоть о ребёнке.
Аня сделала глоток, а потом как-то обречённо поднялась с чемодана и вышла в подъезд. Дверь за ней захлопнулась с пугающим грохотом. Вова пошёл собирать со стола и мыть посуду, и пока скидывал объедки с тарелок в урну и водил губкой по жирным блюдцам, прокручивал в голове лишь один вопрос:
— Вернётся ли?
Прокручивал и презирал себя за эту надежду. Когда же закончил с посудой, налил себе стакан виски и выпил залпом. Вдруг в коридоре хлопнула дверь. Значит, вернулась. Вова вздохнул то ли от облегчения, то ли от беспомощности.
***
Как он дошёл до такой жизни? Тот Вова, который с завистью смотрел на отца Кевина Макалистера из фильма «Один дома» и хотел стать таким же. Целовать с утра жену, за завтраком трепать по голове детей и, набросив бежевое пальто и шарф, шерстяной в красно-зелёную клетку, садиться в БМВ-седан. Как он докатился до такого? Он — неизменный оптимист, предприниматель и опора семьи.
Ведь в тридцать два Вове даже показалось, что он всё-таки собрал «флеш рояль». Бизнес приносил стабильный доход, он думал о расширении, купил ту самую машину и не одну. Родился второй сын Ильюша. И у Вовы даже появилось то самое бежевое пальто! Перестраховался, как мог. От такого не могла уйти жена. От таких не уходят.
***
Весь красный, запыхавшийся Владимир выпрыгнул из машины и залетел в лабораторию, сверкнув полой бежевого пальто. Прочитал девушке за стойкой лекцию про медицинские ошибки и накидал угроз про суд, а потом, уже задыхаясь, вышел. Сотрудники заверили, что ошибки случаются крайне редко, и предложили пересдать, но он отказался. Где-то в глубине души он знал, что всё верно. Знал, но знать бы не хотел.
Ему выдали результаты на бумаге, и на крыльце Владимир вскрыл конверт. Зачем опять смотреть на эти цифры? Неужели они могли измениться от одного его желания? Или он просто мазохист, раз не может остановиться смотреть, проверять, надеяться? И всё равно рвал, и читал:
Колесников Владимир — Колесников Илья.
Вероятность отцовства: 99.9998676%
Колесников Владимир — Колесников Никита.
Биологическое отцовство в отношении ребёнка исключено.
Всё так.
Владимир достал телефон и попытался сфотографировать лист. Рука тряслась, лист предательски складывался. Наконец, получилось сделать чёткую фотографию. Владимир свернул листы и засунул в карман пальто. Закурил, заморгалось, он рукавом вытер лицо, чтобы та девушка за стойкой не увидела в окно. Захотелось в этот рукав уткнуться совсем, закрыться, разрыдаться, но это несолидно и странно: плачущий почти сорокалетний мужик возле лаборатории.
Швырнул окурок в мусорку, снова достал результаты анализов и теперь порвал и их: безжалостно, на мелкие клочки. Из лаборатории вышла обеспокоенная девушка в белой медицинском плаще.
— Принести вам воды? — сказала вкрадчиво.
— Не надо, — он отвернулся.
Пошёл к машине, по ходу нашаривая телефон в кармане. Плюхнулся на сиденье и написал:
«Я готов на развод. Отдам тебе всё, если никто не узнает».
Следом отправил фотографию результатов.
Ответ пришёл сразу:
«Согласна. Спасибо. Прости».
***
Аня собрала вещи в тот же день. Вся она была какая-то вдохновлённая, опьянённая свободой, говорила с придыханием, бегала по квартире, будто летала. Владимир, глядя на неё, поражался, как долго он мог удерживать её, такую горячую, возле себя, как долго пытался вписать её в роль тихой домохозяйки. Он её совсем не знал.
Но ещё большим удивлением он смотрел на сына. Искоса, так, чтобы тот не заметил на себе пристального взгляда. По просьбе мамы Никита собирал вещи, по легенде: лишь на первое время. На лице у него не было ни единой эмоции. И хорошо, что так. Так проще. Так правильно… Правильно?.. Я словно чужой ему, подумал.
А потом вспомнил, как стриг тоненькие ноготки на маленьких пальчиках. Всегда он, не жена. Как после ванны кутал в полотенце с утёнком, мордочку утёнка надевал на голову сына. Какой он тогда был маленький, беззащитный, смешной такой. А как первый раз он менял памперс этой розовой креветке, натурально креветке — 2950 граммов. А теперь вон какой: грудь уже мальчиковая, широкая, размер ноги больше, чем у матери.
Как же похож на меня. Мой он, разозлился Владимир. И волосы русые, как у меня, тонкие, прямые. Владимир быстро провёл рукой по волосам. А у того — как? Задумался. Мой, и точка!
Пока Никита собирал вещи, Владимир сидел на диване, а, второй сын, Ильюша брал с пола игрушки и складывал в ряд возле папы. Часть игрушек так и останутся лежать возле Владимира, взять с собой всё не получится. И Ильюша будет плакать, не понимая, почему нужно делить любимое надвое.
Никита вышел из комнаты, сел возле Владимира и положил руку ему на коленку.
— Чего не собираешься? — спросил Владимир сына.
Никита молчал насупившись. Вошла Аня и начала копошиться в полке с документами, но, осознав, что в комнате стало слишком тихо, подняла голову.
— Ник, собирайся, пожалуйста. Нас дядя Андрей ждёт.
Никита придвинулся к папе.
— Правда, сынок. Собирайся. Ты в гости ко мне в любой момент можешь… — сказал Владимир и подавился своим же словом, откашлялся.
— Я не пойду, — тихо ответил Никита.
— Не дури, — Владимир прижал голову сына к себе.
— Послушай папу, — сказала Аня и с благодарностью посмотрела на мужа.
— Мы просто переедем, а в остальном всё будет как прежде. Ты сможешь ходить к папе. Даже оставаться.
— Как прежде не будет. Я буду с папой.
Аня выругалась и выскочила из комнаты. Владимир сжал в объятиях сына, уткнулся губами в его голову и тяжело задышал. Никита заплакал.
— Ты чего? Мы Колесниковы, мы справимся, — нарочито бодрым тоном сказал он и, чтобы отвлечь сына, начал рассказывать: — Твой дед, вон, бывало…
И Никита припал к отцу, и слушал его рассказ про дедову перипетию, больше смешную, чем грустную, и на лице сквозь красноту натёртого от слёз лица появилась слабая улыбка.
***
В первый год после развода Владимир открыл ещё один магазин автоэмалей. Они с сыном побывали в Карелии и пару раз съездили на море, при этом брали с собой Ильюшу.
Младший бывал у них часто, Ане уже с трудом удавалось забирать его домой от папы и брата. Но она и не противилась сильно, Ильюша бывал у Владимира по выходным и праздникам, и даже в середине недели Владимир забирал Ильюшу с ночёвкой, а утром сам отвозил сына в сад. Чувствовал, что Ане не до детей, по телефону она всё чаще бывала грустной. После разговоров с ней такой Владимиру почему-то становилось чуточку легче.
На майские Аня решила поехать к подруге в Москву, попросила Владимира забрать Ильюшу. Сказала, что нужно прийти в себя после расставания с Андреем. В начале декабря она узнала про его роман с какой-то замужней женщиной.
Они встретились в кафе.
— Кажется, я ему была нужна только в комплекте с мужем, — горько усмехнулась Аня, ковыряя вилкой в яблочном штруделе. Владимир приехал с работы, и, голодный, набросился на рёбрышки с картошкой, подспудно пытался накормить неугомонного Ильюшу.
Он так часто отвлекался на сына, что Аня несколько раз спросила, слушает ли он её, и почти обиделась. Владимир слушал, но старался занять себя чем-то, перебить лихорадочную мысль: она снова свободна! Хотелось предложить быть снова вместе. Ведь дети. Им так лучше. Потому что они семья. И ещё его старая мечта, она всё ещё жива. Идеальная картинка поплыла у него перед глазами.
— Хорошо здесь, спокойно, — сказал Владимир.
— Ты всегда любил, чтобы было спокойно, мне теперь тоже покоя хочется,— Аня грустно улыбнулась и, немного помолчав, добавила: — Что думаешь делать на выходных? К маме в деревню поедете?
— Будем дома, — сказал Владимир, следя за бегающим возле стола младшим сыном. Ильюша заносил руки за спину и жужжал, изображая рёв самолётного двигателя.
Аня опустила глаза в штрудель и вскоре засобиралась уходить. Почти сразу же после неё вышли и Владимир с сыном. Ильюша рассказывал ему стишок из садика про весну. Что-то про то, как сугробы стали лужами, и разлились реки, и вернулись с зимовки птицы.
— Сначала идёт зима, потом лето, потом осень. Правильно, папа? — сказал весело Ильюша.
Владимир с удивлением посмотрел на сына, словно очнулся. Оглянулся: промёрзшая за зиму, мертвенная земля уже успела замохнатиться молодой травой, и всё вокруг купалось в солнечных лучах. Надо же, как время летит.
— Нет, за зимой идёт весна, сынок, — сказал он и, помолчав, прибавил: — А знаешь, что? Давай-ка мы с тобой сейчас заберём Никиту с английского и поедем в Красный бор, гулять.
