САЙТ ГОДЛИТЕРАТУРЫ.РФ ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ.

Интимная история человечества

Совсем не то, о чем вы подумали — историк и философ Теодор Зельдин размышляет о человеческих отношениях

Коллаж: ГодЛитературы.РФ. Обложка и фрагмент книги предоставлены издательством
Коллаж: ГодЛитературы.РФ. Обложка и фрагмент книги предоставлены издательством

Текст: ГодЛитературы.РФ

Английский историк и философ Теодор Зельдин, которого называют одним из сотни самых значимых мыслителей современности, считает, что история человеческих чувств не менее важна, чем история культуры. Поэтому он и решил ее написать.

Как менялись на протяжении веков сами люди и их отношение друг к другу? И как любовь, страх, ненависть, сострадание, одиночество меняли жизнь вокруг? Примерно такими вопросами Зельдин решил задаться. "Я хочу показать, как можно сегодня по-новому взглянуть и на свою личную историю, и на историю всего человечества, полную жестокости, непонимания и одновременно радости. Чтобы по-новому увидеть будущее, всегда сначала необходимо по-новому увидеть прошлое", — пишет автор в предисловии. Мы же предлагаем вам не откладывать в долгий ящик и прочитать, что автор пишет о страхе.

Интимная история человечества / Теодор Зельдин ; пер. с англ. И. Ильковой ; — Москва : МИФ, 2024. — 512 с.

Многовековая история страха показывает, что освобождение от него периодически происходило двумя методами. Первый — с помощью самого страха, путем бегства от одного страха к другому, дающему больше надежды. Второй — это любопытство по отношению к чему-то совершенно иному, что временно затмевает осознание опасности.

Считавшиеся бесстрашными викинги — одна из ранних иллюстраций того, как это произошло. Они наводили ужас на жителей Европы в период между VIII и XII веками. Они умели переплывать море, чтобы грабить, угонять в плен и сеять хаос на землях от Константинополя до Лиссабона и Дублина, хотя им были присущи все обычные страхи бедных крестьян и над ними тяготело одиночество длинных скандинавских ночей. Они отправились в эти опасные путешествия, потому что чувствовали еще более невыносимый страх, чем их соседи, оставшиеся дома, потому что их мучила мысль о том, что могут уйти в небытие их имя и репутация, а не только тело и душа. Жить только ради того, чтобы попасть в рай, где, по их мнению, непрерывно чередовались сражения и пиршества, не имело смысла. Каждый должен умереть, было написано в «Речах Высокого (бога Одина)».

  • Гибнут стада,
  • Родня умирает,
  • И смертен ты сам.
  • Но смерти не ведает,
  • Громкая слава:
  • деяний достойных*.

Так бессмертная слава стала целью викингов: нет ничего хуже, чем быть забытым, уважение было для них самым желанным из богатств. Смерть в бою уже не пугала, когда в ней видели возможность проявить самообладание перед лицом опасности, ее принимали с невозмутимостью, считали тривиальной по сравнению со славой, которую можно было завоевать, умерев достойно. Викинги демонстрировали храбрость из страха вызвать презрение, и этот страх заставил их забыть все остальные.

Однако это породило еще один страх, не перед грехом, поскольку викинги пытались заслужить уважение не святостью или мудростью, а перед тем, чтобы сказать что-то не то. Они не верили в богов, считая, что те озабочены собственными проблемами. Их идеалом была уверенность в своих силах, упрямство и стойкость перед всеми трудностями, невозмутимость. Вот почему их первой заповедью было молчать. Когда король Харальд Суровый (1015–1066.) хотел сделать кому-то наивысший комплимент, он описывал его как человека, равнодушного к неожиданностям: «Будь то опасность, хорошая новость или любая угроза, нависшая над ним, он никогда не был ни в приподнятом, ни в плохом настроении, никогда не спал меньше или больше и никогда не ел и не пил иначе, кроме как по своему обычаю». Теория викингов заключалась в том, что в проявлении страха не может быть никакой пользы, это означало бы, что они потеряли независимость.

Когда они прибыли в Нормандию, их спросили, чего они хотят, и они ответили:

— Мы родом из Дании и хотим завоевать Францию.

— Кто ваш предводитель?

— У нас нет предводителя, мы все равны.

Согласились бы они присягнуть на верность Карлу, королю Франции?

— Мы никогда никому не подчинимся, кем бы он ни был. Мы никогда не примем никакого рабства.

На самом деле у них был вождь, Ролло, но они считали его лишь первым среди равных, они выбрали его сами, так как считали, что он лучше всех сумеет привести их к победе. Найдя прибежище в Исландии, они основали одну из самых удивительных республик в истории, своего рода демократию, примиряющую страх утратить самоуважение — что подразумевалось бы при подчинении королю — с уважением к другим. Если один из них терял четверть своего имущества или более, остальные должны были возместить половину его убытка, но доля каждого ограничивалась лишь одним процентом его состояния, и никто не мог получить компенсацию более трех раз. Решения они принимали на общем собрании, где могли присутствовать жены (сохранявшие свою фамилию) и дети. Они покинули Скандинавию, потому что не желали, чтобы ими повелевали короли, и создали общество, основанное на убеждении, что каждый может завоевать вечную славу.

Литература Исландии показывает, что некоторые из них достигли этой цели — остались личностями, уникальными в своем роде. Если правда, что «викинг» происходит от слова, означающего «уйти» (версию оспаривают некоторые ученые), то они были первыми людьми, кто гордился тем, что они «маргиналы». Они заплатили высокую цену за свою свободу в виде насилия: мужчины с их преходящими страстями, несчастной любовью, ревностным отношением к своей славе, постоянно защищались от критики мечом или сатирой, женщины иногда выступали в качестве «миротворцев» в бесконечных спорах о чести, но в то же время были гордыми и мстительными, призывали мужчин к кровопролитию. Тем не менее викинги установили, что для того, чтобы прославиться, не обязательно быть красивым или непобедимым. Бог Один не был ни тем ни другим: одноглазый, хрупкого телосложения, с непроницаемым лицом, коварный, прибегавший к хитрости и магии, применявший силу, чтобы выжить. Даже его мужественность иногда подвергалась сомнению, поскольку он зависел от женщин, державших его в курсе происходящего в мире. Бог Один отвечал за непредсказуемое. В конечном счете викинги одолели и все остальные страхи, потому что, будучи мятежниками, они научились превращать естественный страх перед непредсказуемостью в источник вдохновения. Это завещанная ими подсказка, которой никто не заметил.

Сегодня страх викингов превратился в эпидемию: все больше людей беспокоятся о том, что о них подумают другие, а не что скажут о них их предки с небес или что о них напишут в исторических книгах. Их волнует, как каждый их поступок, каждый прожитый день будут критиковать и осуждать знакомые и незнакомые люди. Произвести ложное впечатление — это страшный сон современного человека. Репутация — современное чистилище. Чем больше общество считает себя демократическим, тем большее значение для каждого имеет репутация и тем навязчивее страх перед критикой со стороны окружающих, даже самой мелкой. Согласно одному американскому опросу, именно этот страх беспокоит людей больше всего. Неслучайно стержнем любого бизнеса, политики, развлечений и даже религии стали реклама и связи с общественностью.

Гарольд Макмиллан вспоминал, как игнорировал любые опасности во время Первой мировой войны, пока однажды не оказался отрезан от своих войск. Гарольд внезапно понял, что именно благодаря им он демонстрировал храбрость. «Когда кто-то участвует в бою, особенно когда несет ответственность за людей, находящихся под его командованием, достойное поведение и даже храбрость — это часть спектакля. Человек совершает какие-то действия почти машинально, как член единой команды или актер на сцене. Но теперь все изменилось: я был один, и меня никто не видел. Не было необходимости притворяться, и я дал волю страху».

Помимо страха быть разоблаченным, современное общество, конечно, также терзает страх перед криминалом, страх быть ограбленным или изнасилованным, страх пойти куда-то в одиночку ночью, страх безработицы, болезней, наркотиков, иммигрантов, войны. Стоит изучить более глубокие корни этих страхов, которые переплетаются с другими корнями, порой неожиданными.

На протяжении большей части истории считалось, что у человека, чью жизнь сделал несчастной страх, не было особых шансов стать смелым. Мужество рассматривалось как исключительный дар, присущий рыцарям и мученикам, тогда как обычные люди считались слишком ослабленными бедностью, чтобы побороть страх, а борьбу с трудностями повседневной жизни никто героической не считал. До сих пор принадлежность к цивилизации никогда не освобождала людей от ряда страхов, поскольку цивилизации всегда ощущали, что их окружают враждебные силы, и сосредотачивались, каждая по-своему, на определенном количестве опасностей, обещая защиту от них, но редко их устраняя, предлагая лишь некоторое облегчение в виде более или менее правдоподобных объяснений этих опасностей. На смену вышедшим из моды страхам постоянно приходили новые, точно так же, как рак и СПИД сменили туберкулез и сифилис.

Именно цивилизация превратила тихую гладь моря в жуткое жилище демонов и чудовищ и предсказала, что волны и черные грозовые тучи скоро сметут человечество: таким изобразил конец жизни на земле Дюрер в своем устрашающем цикле**. Конечно, у людей были основания бояться моря, поскольку даже в 1854 году один только британский флот потерпел 832 кораблекрушения. Но цивилизации приучили наше воображение делать из случайных катастроф постоянный кошмар. Наука не покончила с необоснованными страхами, поскольку она давала новые идеи относительно возможных катастроф в будущем. Мертвых воскрешали в воображении, чтобы они преследовали живых и мстили. Это объясняло, почему что-то шло не так, но ценой был постоянный страх, что духов задабривают неправильно или что не соблюдается традиция. Ученые постоянно добавляли новые пугающие объяснения, но не применяли к себе, например, свою же идею о том, что «холодная» луна, «бледная от ярости», сводит людей с ума.

Стихийные бедствия стали еще более пугающими, поскольку их приписывали сверхъестественным силам. Страх перед дьяволом сознательно, почти любовно взращивали те, кто утверждал, что понимает, как устроен мир. В Европе первая эпидемия страха перед кознями дьявола произошла в XI веке, еще одна — в XIV, и паника в XVI, когда особенно пострадали немцы: «Ни в одной стране мира дьявол не пользовался такой тиранической властью, как в Германии», — писал один из очевидцев в 1561 году. Преимущество объяснения каких-то несчастий кознями дьявола состояло в том, что оно давало человеку ощущение, будто он понимает причину своих злоключений. С другой стороны, дьявола видели уж слишком часто, куда ни повернись, что становилось причиной эмоциональных кризисов. Многие безобидные люди подверглись преследованиям за то, что якобы служили ему. Опасности преувеличивались при одной только мысли о его проделках. Сегодня мир может показаться более густонаселенным, чем пять веков назад, но это если не считать миллионов чертей, гномов, гоблинов, монстров и злых фей, когда-то обитавших здесь. Из-за них выработалась привычка думать, будто в том или ином бедствии всегда виноват кто-то еще, какая-то злая сила, которую следует бояться и которой нужно сопротивляться. Сатана до сих пор существует для 37 процентов британцев, 57 процентов воцерковленных французских христиан и 20 процентов невоцерковленных. Тем же, кто считал его воплощением марксизма, еще предстоит решить, кто в таком случае будет его преемником.

Иллюстрацией того, как лекарство от страха порождает новые страхи, может служить чистилище. Чтобы уменьшить страх перед адом, католическая церковь с XII века предлагала грешникам искупить грехи в менее ужасном месте, но это лишь превратило тревогу в муки чистилища. Тогда церковь стала уменьшать страх перед чистилищем, выдавая индульгенции, которые сокращали срок пребывания там, но наделяли священнослужителей устрашающей властью. Шарлатаны стали продавать индульгенции за деньги, поскольку спрос превышал предложение. Тогда люди стали бояться, эффективны ли эти индульгенции, что заставляло их еще чаще думать о муках чистилища. Церковь, чтобы успокоить эти новые страхи, поощряла шествия, братства, благословения, экзорцизм. Все больше и больше святых становились специалистами по предотвращению болезней (например, не менее чем к десяти из них обращались даже за лечением сифилиса). Начиная с XIV века всех убедили, что за каждым, каким бы грешником он ни был, наблюдает личный ангел-хранитель. Но вся эта защита лишь усиливала осознание опасностей, от которых нужно защищаться.

Когда напряжение стало невыносимым, произошел взрыв. Реформация одним махом уничтожила все эти гарантии против страха в надежде уничтожить страх. Все искренне верующие, покаявшиеся, были уверены, что для них есть место на небесах. Это была одна из самых важных революций в мире, революция против страха, длившегося несколько столетий. Образ христианского Бога полностью изменился: из грозного и гневного тирана, требующего полного повиновения, он стал милосердным, бесконечно добрым отцом. Угроза вечного наказания ушла в прошлое. Большинство христиан выбросили на свалку и ад, и чистилище.

Однако, когда религия перестала пугать людей, они изобрели новые страхи, словно ценили страх как необходимую составляющую жизни. Это был единственный способ выжить, какой они могли себе представить. С XVIII века безопасность стала почти повсеместно официальной, но недостижимой целью, раем, который все труднее найти за тучами сомнений. Американская Конституция провозгласила право на безопасность, что означало право не иметь страхов, но тщетно. Психоаналитики заявили, что безопасность необходима для нормальной жизни, но мало кто считает себя абсолютно нормальным. Отсутствие безопасности стало самой распространенной жалобой нашего времени. Одином Непредсказуемым больше не восхищаются.

  • * Перевод А. И. Корсуна
  • ** «Апокалипсис» — серия гравюр на дереве Альбрехта Дюрера, иллюстрирующая Откровение Иоанна Богослова (Прим.ред.).