Текст: Алевтина Бояринцева
Творчество Бориса Полевого – тот случай, когда на гребне успеха оказывается только одна книга, и она действительно многое говорит об авторе. Это к счастью. Но есть и много «к сожалению».
К сожалению, в тени «Повести о настоящем человеке» остались хорошие, а в чем-то и замечательные романы «Глубокий тыл», «На диком бреге». И не только они! На полке багровеют девять томов, изданных в 1981-1986 годах… Но сегодня речь об этих трех самых известных произведениях.
«Повесть…» – книга о мужчинах. В ней женские образы звучат негромко: такова особенность художественной ситуации, созданной автором. Но даже по этим негромким портретам можно представить, насколько интересны Полевому современные ему героини. Трогает его умение увидеть в современницах мадонну, ангела.
Казалось бы, главной героиней «Повести…» должна стать Оля. Но она представлена не как реальный персонаж, а как образ, живущий в сознании Мересьева. Главный герой вспоминает об Оле, читает ее письма и, самое важное, мысленно ведет с ней диалог. Это – его способ принятия решений. Почти сакральным становится для 27-летнего летчика образ девушки в критический момент воздушного боя: «Неистовое торжество вспыхнуло в нем. Он закричал: “Оля!”, позабыв обо всем, и стал вычерчивать в воздухе крутые круги, провожая немца в его последний путь до самой краснеющей от бурьяна земли».
Но не только далекая Оля. Женщина-медсестра, женщина-врач – сострадающая, чуткая, спасающая – одна из любимых тем Полевого. Связано ли это с тем, что мать писателя, Лидия, была врачом, или с впечатлениями военных лет – не столь важно. Важно, что рядом с первым в повести настоящим человеком, Комиссаром, оказывается медсестра Клавдия Михайловна – «советский ангел», как он называет ее. «Как жалко, что англов, даже таких, как вы, встречаешь, только на пороге… туда», – говорит Комиссар в один из последних своих дней.
Полевой очень старался показать, что именно полковой комиссар, «могучий человек», определил судьбу Алексея. Но вряд ли выбрался бы он из ямы отчаяния без искренних разговоров в письмах с «метеорологическим сержантом», без танцетерапии задорной Зиночки. Интересная, хоть и эпизодическая роль отведена Анюте – студентке медицинского университета (это имя еще встретится не раз в текстах Полевого). С ней Мересьев как бы репетирует будущую встречу с Ольгой. Анюта встретилась с его другом по госпиталю: его лицо было в шрамах. Алексею было важно знать, что она почувствовала при первой встрече. Испугалась? Разочаровалась? Ответ девушки пришелся по душе Мересьеву. Разговор с Анной стал для него еще одним маленьким шагом на пути в авиацию.
В романе «Глубокий тыл» мужчинам не удается выйти на первый план. Он отдан Анне Калининой. Может быть, ей и хотелось бы уйти с авансцены, но автор не позволяет. Героиня – та самая искра, из которой возгорается пламя. Она меняется настолько, что в глубоком тылу ей становится тесно. Анна вырывается на другие просторы – становится комиссаром военно-санитарного поезда. И словно из одного художественного текста (романа Полевого) отправляется в другой (повесть Веры Пановой «Спутники» и далее в фильм Петра Фоменко «На всю оставшуюся жизнь»).
Поезд появился в жизни Анны в нужный – тот самый – момент. Вновь какой-то странный литературный вихрь соединил Анну и поезд. Как могли соприкоснуться на литературное мгновение линии двух незнакомых между собой Анн — Карениной и Калининой? «Каренина» — одна из неизлечимых тем отечественной литературы. И все же удивительно, как в далеких от постмодернистских веяний 1950-х Полевой (не нарочно?) обнаружил на территории безукоризненно советского текста метатекстуальность «Анны К.». Удивительно и то, что история Калининой не стала упрощенной адаптацией психологически беспощадной истории Карениной. Интересно, чувствовал ли сам Полевой в своем тексте симптомы «каренинской темы»? Пусть едва-едва, но они проявляются с первых страниц. С мужем у героини все не идеально с самого начала: она любит выйти в советский свет, муж – домосед. В самое неподходящее для этого время автор испытывает свою Анну встречей с большим, настоящим человеком. Она свободна, но он женат – тягостно и без любви. Конечно, неправильное чувство (даже не любовь еще, а симпатию) окружающие чутко уловили и обсудили в коридорах: разве можно так секретарю парткома Анне Степановне?
В принципе испытания невозможной любовью — нередкий ход в книгах и фильмах о героинях, имеющих высокую должность. Но тут появляется призрак «второстепенной» (не сказать бы второсортной) героини романа Толстого Бетси Тверской, и читатель опять вспоминает о Карениной. К засидевшейся за отчетом Анне приходит Лиза (Елизавета-Бетси) и выпаливает: «Он-то женатик, какая-никакая жена. Не простят тебе это люди». И сама Бетси-Лиза, конечно, осуждает.
Тут же возникает мысль о еще одном совпадении. Действие романа происходит в Верхневолжске: так автор «переназвал» Калинин — город своего детства и юности, сохранив все его приметы. Легко понять, почему Анна – Калинина. Но если вспомнить, что Калинин — Тверь, то и Лиза (Бетси) получается почти… Тверская! Может быть, Полевой и не задумывал такие лабиринты ономастики, а они попросту привиделись читателю. Но, думается, что за границы соцреализма писателю тоже очень хотелось заглянуть.
Разговор с Анной Лиза «Тверская» начинает с новости об охладевшем было муже, который ее, похорошевшую, постройневшую, стал ревновать. Анну это рассмешило. Что вызывает даже недоумение Лизы:
— Ты чего, Степановна? На мово Отеллу, что ли?
— Отеллу!
Отелло… Еще один коридор лабиринта? Может, и «невсамделишно», но все же Полевой замахнулся на классику. Он делает такие «замахи» почти в каждом сочинении – но буквально единожды в каждом. Здесь важно, что в одной небольшой сцене (встрече Анны и Лизы) он дважды вышел за пределы своего текста – случайно/неслучайно вспомнив о Толстом, позабавившись сравнением местного ревнивца с шекспировским героем.
А была ли у Полевого цель сравнить судьбы двух Анн? Прямолинейно, плакатно он показывает, что новая женщина бесстрашна, независима. Она – воительница, повелительница поезда. Один из провожающих то ли шутит, то ли доступно объясняет, что минул век смертей от любви: «Вы поглядите только на этого военного товарища! Гитлер со страху поседеет, узнав, какие теперь в Красной Армии роскошные комиссары. Только одно ему теперь и остается – хенде хох и идти к нам дороги чинить».
Роман «На диком бреге» восстановил равноправие мужских и женских образов в борьбе за дело и счастье. Но все же почти все герои «увидены» взором доктора Дины. Ее легкая походка вписана в каждую из личных историй. А лично Динина история развивается внешне по одному из правильных советских сценариев: женщина, выйдя замуж за карьериста, постепенно освобождается от его чар и уходит в самостоятельное трудовое плавание. Узнаете еще одного очарованного врача — Машу из «Высоты» (романа Воробьева и фильма Зархи)?
«На диком бреге» — роман, для которого автор, кажется, сначала сочинил героев, а потом приступил к созданию наилучших обстоятельств для их знакомства с читателем. Что может быть лучше для показа глубинных качеств человека, чем экстремальная ситуация? Почти весь роман для современного восприятия — сплошной экстрим. Герои – инженеры, начальники, работяги, их жены – приезжают на неизведанные суровые места, вырваны из комфорта.
Настоящая экспозиция героев начинается в момент уж как-то совсем неожиданного пожара на пароходе с будущими покорителями суровых земель. В экстренной ситуации Дина вспоминает, что она не только идеальная жена чиновника Петина, но и врач, и бросается на помощь пострадавшим.
Тут же на пароходе происходит вторжение в абсолютно советскую художественную историю инородного материала – «призрака графа Монте-Кристо». Появляется на палубе странный молчаливый бородач. «На мгновенье ситцевые глаза его оценивающие остановились на женщине, потом взгляд перешел на мужа, и тут Дина отчетливо увидела, как бородач вздрогнул и будто отпрянул. Ей показалось даже, что в глазах его она увидела не то испуг, не то удивление, не то ненависть, а может быть, и все вместе». И не показалось это Дине: бородач окажется талантливым инженером Дюжевым, чью жизнь завистливым росчерком служебного пера перечеркнул муж Дины – товарищ Петин. Прошло много лет. Петин красиво строил жизнь, воспитывал молодую супругу. С этой встречи на палубе вся его стройка начинает рушиться. Дина с каждым днем отстраняется от него все безнадежнее. Полевой придумал самую лучшую – нелепую, карикатурную — развязку: товарищ Петин «слег» с выдуманным диагнозом, а посетившая его доктор Дина выписала ему касторку (рецепт на латыни, конечно).
Дюжев за долгие годы так и не взрастил в себе жажду мести: просто затаился со своей болью в глуши, помогал людям, а люди помогали ему. Нетрудно угадать, с кем встретит рассвет на покоренной реке угрюмый бородач. «Новое утро вставало над Дивноярском» (а слышится — Диноярском).
Пусть роман прекрасной женщиной начинается и ею заканчивается, но главным героем в нем назначен Литвинов – Старик, начальник грандиозной стройки на дикой реке (в фильме эту роль сыграл богатырь Борис Андреев). Главный антигерой — Петин. Конфликт должен был бы разворачиваться между Стариком и ним. Но получается так, что противостояние у Полевого здесь не слишком персонифицированное: в него вовлечены люди разных моральных принципов. Каждому дается право решить, кто он. Или кто она. Мурка, Василиса, Валя, Ольга, Глафира, Ганна… Всем хватило слез, не всем хватило любви. История всех героинь так или иначе соприкоснулась с историей Дины – легко ступающей по промерзшей земле, исцеляющей руками и взглядом.
Неудачен роман тем, что задуман Полевым по-сибирски широко: как семейная сага – с любовью и ненавистью, проклятьями и тайными колодцами, как история таежных староверов и серия очерков о производственниках. Сколько книг, еще не написанных, и фильмов, еще тогда не снятых, мелькает на страницах романа 1963 года! Самое удивительное «еще не…» — «Прощание с Матерой» (повесть Распутина – 1976, фильм-притча Шепитько и Климова — 1981). Вот такая полезная для читателя-интертекстуала «неудача».
…Сегодня мало кто верит в волшебную силу искусства и в воспитательную силу литературы, в частности. Но в книгах советского писателя Полевого драматургия воспитания читателя построена грамотно, адресно и честно. Если читающий не выстроит оборону, он попадет под доброе влияние книг Бориса Полевого. Попадет и простит многие «не»: невладение жанром женского портрета (голос, поступки есть, а лица невидно), не писательский, а журналистский подход к историям, сюжетам. А нужно ли прощать? Вместо повестей и романов у Бориса Полевого получались отличные очерки. Вместо «цифровой картинки» – «профессиональная аудиодорожка».
И как все-таки хороши его женщины.
