Текст: Александр Беляев
Норберт Элиас. «Моцарт. К социологии одного гения» / Пер. с нем. Кирилл Левинсон - М.: «Новое литературное обозрение», 2022
Этот текст также можно послушать в авторском исполнении:
«Гений до эпохи гениев» – такое определение Вольфганга Амадея Моцарта появляется уже на 27 странице. В афористичном выражении, как в зёрнышке – все проблемы, которые автор будет разбирать дальше.
Книга выдающегося немецко-английского социолога Норберта Элиаса издана в 1991 году, но до русскоязычного читателя добралась только сейчас. Но что такое четверть века для заглавного героя, чье имя давно уж принадлежит вечности, и более того – символ искусства вечного. А книга отлично переведена и читается легко и быстро. Это не сухое чтиво с обилием штампов и оценочных суждений – того, чего мы обычно ждём от музыковедов. Здесь автор как-то легко загружает тебе в голову важные факты и довольно глубокие мысли, делая это в афористичной форме и с ощутимой любовью к персонажу. Господи, да подчас кажется, что это не исследование, а мемуары: как будто Элиас жил рядом с Моцартом! С другой стороны, учёный так тщательно штудировал эпистолярий композитора, анализируя малейшие детали и делая выводы из особенностей стиля, что, выходит, правда – прожил с гением многие поворотные моменты его недлинной биографии.
С немецкой педантичностью, глубиной и ясностью Элиас соединяет: личность Моцарта, общество и «материал» (читай: умение делать на заказ адекватную на тот момент музыку).
В то время музыкант либо получает конкретную плату за, грубо говоря, пачку нот определённой толщины, либо он – не музыкант. Непризнанных гениев не было. Критика любит – публика не ходит – такого расклада и не могло быть: критика, распространяющая мнение/тенденции через СМИ, ещё не народилась, как и СМИ. «<З>а ту огромную выгоду, которую он получал от способности объективировать свои личные фантазии, Моцарту пришлось заплатить очень высокую цену» (с. 12).
В 1777 году 21-летний Моцарт под надуманным предлогом просит отставку у работодателя, князя-епископа Зальцбурга (в отпуске отказали; трудоголики хохочут) – чтоб как свободный творец окучить Мюнхен, Мангейм, Париж, ну и Вену можно по ходу (там обещали поддержку, любили-принимали, но «<в>енское общество во главе с императором отвернулось от Моцарта», с. 39). Казалось бы: велика планета для творческого человека. Оказалось: нет. Вернулся в Зальцбург, согласившись на место концертмейстера и придворного органиста. И этот эпизод подчёркивает, в какой степени художник зависел от заказа, от сильных мира сего, вообще от уклада жизни. Получается, целиком и полностью зависел.
А «<р>ешение Моцарта стать “свободным художником” и так зарабатывать себе на жизнь пришлось на время, когда структура общества ещё не предусматривала такого места для музыкантов высокого ранга … музыкальный рынок <в зачаточном состоянии>» (с. 37).
Распространены были концерты по подписке – приглашение известных тебе людей, от них – предоплата, потом – твоя предоплата залу – это что-то напоминает. Да ладно, честно: половина московских блюзменов-джазменов так работают сейчас, а кто из них моцарты или сальери, дело десятое.
Есть такая странная манера дилетантская – отзвук постмодернистских 90-х что ли, не знаю – сказануть, что-де тот или иной великий композитор – попсовик. А его произведения, соответственно, хиты для своего времени. Шуберт, Шопен – с этими вообще якобы всё понятно, писали-де бессловесные песенки, но вот Моцарт – он прям отец попсы. То есть чего-то понятного, яркого, поверхностного, легкодоступного. После знакомства с тем временем понятно, что это нелепица даже на уровне доморощенной терминологии: тогда не было массовых изданий записей, не было теле- и радиоканалов распространения музыки, то есть того, что сделало массовую культуру. А как массовая культура изменила мир и людей – читай Ортегу-и-Гассета, прежде чем словами бросаться. Нет, с Моцартом всё сложнее: его музыка должна была нравиться, читай – продаваться, и в этом смысле действительно служить эдакой попсой для высшего света. Такое он умел, но не хотел. Не хотел, чтобы она легко нравилась.
Вот, например, сравнение произведений, написанных в одно время (с. 48): «<Фортепианный концерт> фа-мажор (KV 459) … было произведение, в огромной степени ориентированное на публику, с техническим блеском и демонстрацией виртуозности исполнителя. Но, словно устав от такого подчинения своих творческих сил высшим властям, словно восстав, он через два месяца создал совершенно другой концерт, ре-минорный (KV 466), отличающийся местами драматичной страстностью. Возникает ощущение, что здесь автору совершенно безразлично, что подумают люди. Он пишет музыку так, как чувствует, возможно, также с осознанным или неосознанным намерением шокировать…» Проведите эксперимент: послушайте на youtube вступления обоих концертов, но: сперва ре-минорного, потом фа-мажорного. Второй звучит просто оскорбительно весело, первый – как будто нормальная «пафосная» классика (впрочем, от дирижёра зависит, но всё же).
В общем, основные тезисы трагедии Моцарта, по Элиасу, это серия неразрешимых и неразрешённых противоречий. Успех – и ощущение себя полным лузером; короткая жизнь и карьерные неудачи – и вписанность в историю; подчинение канону – и смелое новаторство. Книга – попытка собрать единый непротиворечивый образ Моцарта – вундеркинда, музыканта, профессионала, социального элемента, любовника, мужа, бизнесмена от культуры. Этим книга и сильна – цельностью подхода.
