Ломоносов и эффективные менеджеры

Текст: Юрий Нечипоренко

Картинка: гравюра Э. Фессара и К. А. Вортмана, 1757 г. Прижизненное изображение М. В. Ломоносова

Когда 280 лет назад студента Ломоносова отправили учиться за границу, то начальство канцелярии при Академии Наук посулило ему немало: при успешном обучении станет он академиком! Как известно, Ломоносов исправно учился физике у Христиана Вольфа в Марбурге. За границу он привёз с собой книгу Василия Тредиаковского «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» и занимался не только физикой… Потом, в Фрейберге, студент наш начал сочинять стихи: Ломоносов пошёл дальше Тредиаковского в реформе стихосложения, он увидел, что возвышенный строй мысли, восторг и упоение прекрасно передаются тем стихом, который мы зовём теперь ямбом. Начинающий поэт поссорился в Фрейберге со своим учителем - профессором Иоганном Генкелем, сбежал от него в Лейпциг, прошёл всю Германию, побывал в Голландии и вернулся к Вольфу в Марбург. Оттуда Ломоносов попал в 1741 году в Россию, где оказался не у дел: никто из начальства выполнять обещания сделать его академиком не собирался, да и в самой Академии начались разброды и шатанья: механик Нартов обвинил начальника канцелярии Шумахера в растратах.

В следующие годы Ломоносов накопил обиды на ставленников Шумахера, которые обошли его по карьерной лестнице. Кто-то вовсе не знал латыни, а кто-то оказался в Академии только из-за родства с Шумахером... Отношения Ломоносова с академическим Собранием, куда входили верные Шумахеру люди, испортились. Однажды Ломоносов зашёл в Академию и высказал всё, что думал о канцелярии, которая правила Собранием академиков и их помощников. Перед кем-то он не захотел снимать шляпу, кому-то показал кукиш, а кому-то пообещал «поправить зубы». Эта выходка Ломоносова так оскорбила начальство, что академики написали письмо с жалобой на него:

Как нам, членам Академии и профессорам, от определенного при канцелярии советника Нартова и его сообщников, также между прочим и от адъюнкта Ломоносова учинены несносные обиды и бесчестие … Мы, будучи таким образом перед всем светом крайне обесчещены, дел наших по прежнему продолжать не можем, потому что нам опасно и в Академию приходить, дабы не претерпеть пущего себе ругательства.

Ломоносова посадили под арест, чтобы он больше не стращал академиков. Власти не хотели предавать гласности конфликт, который не делал чести ни Академии, ни России. Удивительный факт: по указанию комиссии, расследующей дело, Ломоносов должен был давать показания графу Борису Юсупову и коменданту Петербурга генералу Степану Игнатьеву — так он наотрез отказался давать такие показания и заявил, что может отвечать только перед Академией...

Более полугода провёл Ломоносов под арестом: от сумы да от тюрьмы не зарекайся… У него разболелись ноги, жил он впроголодь — и только после унизительных просьб ему выдали жалование. Но тогда же написал он самые пронзительные, удивительные свои стихи: "Переложение 143 псалма" и "Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния"...

Вышло это так. Когда Ломоносов оказался под арестом за свои дерзости академикам, то ему позволялось встречаться с приятелями. Тогда он ещё не рассорился ни с Сумароковым, ни с Тредиаковским, и поэты решили устроить состязание: переложить один и тот же библейский псалом каждый в своей манере, чтобы выяснить, какая форма стиха более приличествует его содержанию. Из-под пера Ломоносова вышло стихотворение, которое Пушкин считал лучшим у него:

Благословен Господь мой Бог,

Мою десницу укрепивый

И персты в брани научивый

Сотреть врагов взнесенный рог.

Заступник и Спаситель мой,

Покров, и милость, и отрада,

Надежда в брани и ограда,

Под власть мне дал народ святой.

О Боже, что есть человек?

Что Ты ему Себя являешь,

И так его Ты почитаешь,

Которого толь краток век.

Он утро, вечер, ночь и день

Во тщетных помыслах проводит;

И так вся жизнь его проходит,

Подобно как пустая тень.

Склони, Зиждитель, небеса,

Коснись горам, и воздымятся,

Да паки на земли явятся

Твои ужасны чудеса.

И молнией Твоей блесни,

Рази от стран гремящих стрелы,

Рассыпь врагов Твоих пределы,

Как бурей плевы разжени.

Меня объял чужой народ,

В пучине я погряз глубокой;

Ты с тверди длань простри высокой,

Спаси меня от многих вод.

Вещает ложь язык врагов,

Десница их сильна враждою,

Уста обильны суетою,

Скрывают в сердце злобный ков.

Но я, о Боже, возглашу

Тебе песнь нову повсечасно;

Я в десять струн тебе согласно

Псалмы и песни приношу,

Тебе, Спасителю Царей,

Что крепостью меня прославил,

От лютаго меча избавил,

Что враг вознес рукой своей.

Избавь меня от хищных рук

И от чужих народов власти:

Их речь полна тщеты, напасти;

Рука их в нас наводит лук.

Подобно масличным древам

Сынов их лета процветают,

Одеждой дщери их блистают,

Как златом испещреный храм.

Пшеницы полны гумна их,

Несчётно овцы их плодятся,

На тучных пажитях хранятся

Стада в траве волов толстых.

Цела обширность крепких стен,

Везде столпами укреплённых,

Там вопля в стогнах нет стеснённых,

Не знают скорбных там времён.

Счастлива жизнь моих врагов!

Но те светлее веселятся,

Ни бурь, ни громов не боятся,

Которым Вышний Сам Покров.

Книга с тремя переложениями псалма была издана. И считается, что Ломоносов победил: развитие поэзии пошло по его пути... Поразительно в этом стихотворении то, что свою личную историю, с кукишами и оскорблениями, Ломоносов оставил где-то очень глубоко внутри, и отрываясь от земных коллизий, взывает к небесам .

Средняя часть псалма, выделенные пять строф, вообще удивительны. По преданию, этот псалом сочинил Давид, когда готовился сразиться с Голиафом. Но за строками Ломоносова чувствуются очень личные переживания. Кто же здесь «враг», кто протянул «хищные руки» к самому Ломоносову, кто вещает ложь ему? Неужели это немцы, немецкие академики? Думаю, что дело вовсе не в племени того народа, который «объял» Ломоносова, скорее речь идёт об «эффективных менеджерах», управляющих Академией - клане высокопоставленных проходимцев, первый из которых - тот самый начальник канцелярии Шумахер, который смог обставить Ломоносова и Нартова - и выйти сухим из воды.

Если обратиться к толкованию этого Псалма, то мы обнаружим, что в нём идёт речь о том, что сыны «народа плотского», как говорит Псалмопевец, процветают; а сыны «народа духовного» унижены. Народ плотский - это те, кто ставит деньги и материальные ценности превыше всего, для кого честь и достоинство, радость познания и творчества - пустой звук. Заметим, что мы видим сейчас, как актуальна тема столкновения этих двух народов на примере реформы всё той же Российской Академии Наук, где вновь канцелярия («эффективные менеджеры») поставлена над учёными.

Но судьба была милостива к Ломоносову - после того, как он извинился перед академическим Собранием, его всё-таки приняли в академики. Позже он уже сам стал крупным начальником, и решал свои дела помимо канцелярии, пользуясь связями на самом верху царской власти. Стихов таких проникновенных он больше не писал, зато и плотское и духовное начало в нём соединились неплохо - и двухэтажный особняк на набережной Мойки - тому порука.

Ломоносов мог говорить с высшими мира сего, не теряя своего лица, он - первый учёный и первый поэт в нашей стране - по сути показал всем, что можно заниматься любимым делом, наукой и искусствами - и получать за это достойное вознаграждение. Потому за ним пошли многие, что послужил он великим примером для всего народа. Послужил он примером и для Пушкина, который всю жизнь прислушивался, присматривался к Ломоносову - он хотел понять, как тот мог быть «помощником царям» - и не терять своего лица в общении с первыми лицами Империи…

Сейчас, в преддверии 305-летия со дня рождения великого учёного и поэта, хочется вспомнить ещё одну характеристику его: «Ломоносов в Лейпциге весело живет» - пишет о нём однокашник по учёбе в Германии, «Ломоносов - веселие россиян» - вторит через сто лет ему сам Пушкин. Отдадим же с должным рвением дань великому и неукротимому герою, борцу с канцелярией «эффективных менеджеров»!

КСТАТИ

Клуб выпускников МГУ им. Ломоносова приглашает на дружескую вечеринку по случаю 305-летия героя 19 ноября.