Интервью: Борут Крашевец
Алексей Николаевич Варламов (1963) — российский писатель, публицист и историк литературы, который в основном занимается русской литературой первой половины XX века. С 2016 года он является ректором Литературного института имени Горького в Москве, он также преподавал в ряде университетов в Европе и США. Недавно его биография Михаила Булгакова была издана в словенском переводе.
Вы написали несколько биографий различных писателей и за две из них получили престижную литературную премию «Большая книга». Очевидно, что жанр биографии пользуется большой популярностью в российском культурном пространстве и успешно конкурирует с романом в плане литературных премий. В чем причина этой популярности? Какие, по вашему мнению, основные достоинства биографии как жанра?
Мне кажется, что сегодня в нашем обществе, особенно среди интеллигенции существует высокий запрос на историческую правду, которую, впрочем, каждый понимает по-своему. И жанр биографии – это тот самый род литературы, который позволяет через судьбу отдельного человека увидеть судьбу страны, понять общее через частное. Писательская биография в этом смысле пример идеальный, поскольку любой писатель не только проживает, но и осмысляет свою жизнь и оставляет о ней письменное свидетельство. Если учесть, что общество в России сейчас невероятно поляризовано, расколото, то именно классики русской литературы остаются чуть ли не единственным авторитетом, и Михаил Афанасьевич Булгаков – безусловно, та фигура, которая признается всеми. Поэтому книги о нем читают, яростно спорят, критикуют, у каждого свой Булгаков, свой личный взгляд на него, но для меня и моего издателя главное – что эти книги покупают.
В своей книге о жизни Булгакова вы часто используете слово «судьба», иногда даже с заглавной буквы. Почему? Отличается ли жизнь Булгакова в этом отношении от жизни других писателей того времени, которых вы изучали?
Любая жизнь отдельна и неповторима, прошу прощения за этот трюизм, однако мне кажется, при тех отношениях, которые складываются у каждого из нас со своей судьбой, мы склонны в зависимости от нашего характера либо больше принимать ее и смиряться, либо – роптать, возмущаться и даже бунтовать. Михаил Булгаков был в этом смысле из числа вторых. Вся его жизнь была, по сути дела, яростным неприятием, сражением с собственной судьбой, своего рода античной трагедией, и в этом поединке при всей своей невероятной писательской и человеческой одаренности, а может быть как раз напротив, благодаря своему таланту он был обречен на поражение в земной жизни, и – на победу в литературном бессмертии. Однако такая победа его не вдохновляла, а злила, и этим он сильно отличался от Анны Ахматовой, например, которую печатали еще меньше и условия ее жизни были гораздо более тяжелыми, но она свою судьбу принимала и знала, что справедливость рано или поздно восторжествует. У Булгакова все было наоборот. Он ничуть не удивился бы тому, что его книги издаются по всему миру, ставятся его пьесы, снимаются фильмы, защищаются диссертации, или тому, что мы с вами о нем сегодня говорим, но он хотел бы обменять материк посмертного признания на хотя бы кусочки прижизненной славы. «Не беспокойтесь, после вашей смерти все будет напечатано», – утешали его друзья, а он в ярость приходил от этих слов, потому что хотел получить здесь и сейчас. Но – не судьба!
Морфинизм Булгакова был случайностью или здесь были какие-то другие факторы? Как он стал зависимым и как ему удалось излечиться?
Булгаков был человек Серебряного века, когда увлечение наркотиками, к сожалению, было делом очень типичным (есть даже такой известный «Роман с кокаином» М. Агеева), и пробовать зелье он начал, еще будучи студентом. Впрочем, тогда это было скорее баловство. А вот серьезное заболевание случилось в пору его работы земским доктором в 1916–1917 гг. в Смоленской губернии, и, как мне кажется, стало во многом следствием его оторванности от привычной среды, от одиночества, непонимания, а также от ужаса при виде того, что творится в революционной России. С другой стороны, кто знает: возможно, не будь этого контраста между стремящейся к покою и тишине натуры Булгакова и разбушевавшейся исторической стихией вокруг него, он не написал бы тех книг, которые поразили и продолжают поражать читающий мир. А излечился он с помощью второго мужа своей мамы доктора Ивана Павловича Воскресенского, но главным образом благодаря недюжинной воле и необходимости исполнить свое предназначение. Впрочем, что касается предназначения, то это скорее по части той самой Судьбы, которая даровала ему второй раз жизнь как чудо, но отняла за это свободу выбора и сделала по сути своим заложником.
Булгаков был русским по национальности, но родом из Киева. Во время Гражданской войны после революции в Киеве была сложная ситуация — немцы, петлюровцы, белогвардейцы, большевики... Как ко всему этому относился Булгаков?
Тема непростая для сегодняшнего дня, но справедливости ради, Киев в те годы был преимущественно русским городом. И уж точно городом русской культуры. Поэтому никакого «но» здесь нет… Булгаков был русским и из Киева, как очень многие русские писатели, художники, общественные деятели (та же Ахматова училась там в гимназии и именно в Киеве познакомилась, а затем и обвенчалась с Николаем Гумилевым). Он бесконечно любил этот город, ощущал его абсолютно своим, родным, и потому когда в 1918 году после отделения Украины по итогам Брестского мира на этой территории возникло и стало шириться сначала умеренное националистическое движение во главе с гетманом Скоропадским, а потом откровенно националистическое, кровавое, террористическое во главе с Симоном Петлюрой, когда начались гонения на русский язык и еврейские погромы, его реакция была однозначно отрицательной, и Булгаков примкнул к тем русским защитникам Города (так Киев называется в романе «Белая гвардия»), которые хотели его от петлюровцев отстоять. Их попытка закончилась неудачей, но послужила для него источником вдохновения. А что касается других политических сил, поочередно захватывавших украинскую столицу, то к большевикам он относился отрицательно (хотя чуть терпимее, чем к петлюровцам, потому что большевики были все же не такими жестокими), а к белым – думаю – как к наименьшему из зол. Вообще больше всего Булгаков хотел, чтобы смута как можно скорее закончилась и в Киеве установился порядок.
Когда я пытался для себя определить мировоззрение Булгакова после 1920 года, когда он остался в Советской России, я испытал затруднение. Оно как-то ускользает от меня. Вы могли бы его определить?
Как я уже сказал, Булгаков-человек был обывателем в лучшем смысле этого слова. Он не любил потрясений, взрывов, катаклизмов, что, кстати, сильно отличает его от других «сынов» Серебряного века, грезивших очистительной бурей и призывавших революцию, будь то Горький, Маяковский, Есенин, Брюсов, Блок, Белый или Андрей Платонов. И если бы не «судьба», которая за него решала, где и как ему жить, то он, конечно, эмигрировал бы из СССР, потому что все советское было ему глубоко чуждо и противно, но опять же – не сложилось. И вот когда революция закончилась, когда наступила мирная жизнь со всеми ее атрибутами, он испытал облегчение, радость. Лучше любая власть, чем безвластие. И вся его дальнейшая стратегия была нацелена на то, чтобы выстроить с этой властью разумные отношения: я не трогаю вас, вы не трогаете меня, давайте уважать суверенитет друг друга. Однако эта несколько утопическая схема не выдержала испытания на прочность, да и как писатель может «не трогать» окружающую его действительность, особенно если он честен и не желает маскироваться? Булгакова быстро раскусили, начали травить, что привело его к решению попытаться уехать на Запад, но снова – НЕ СУДЬБА!
Каковы были причины быстрого взлета и славы Булгакова в середине 1920-х годов и его падения в конце того же десятилетия?
Ну прежде всего, талант, а во-вторых, бесстрашие и честность. Булгаков формулировал в своих произведениях то, что чувствовали очень многие – тоску по вечным общечеловеческим ценностям и желание мира, покоя, стабильности. Он противопоставлял хаосу мироздания внутреннюю гармонию и космос отдельного дома, семьи и человеческой личности. Наперекор официальной идеологии, объявлявшей превосходство одной социальной группы людей над другой, общего над частным, государства над личностью, наш герой защищал индивидуальное начало в человеке и противопоставлял революции и классовой борьбе – эволюцию как более правильный, гуманный путь исторического развития. И если в середине 1920-х годов, в период нэпа власть смотрела на это «вольнодумство» отчасти сквозь пальцы, то в конце десятилетия ситуация изменилась, и М.А. был фактически изгнан из литературы. Хотя, справедливости ради, последней каплей в этом сюжете стал именно украинский вопрос. Булгакова «закрыли» в феврале 1929 года украинские писатели, потребовавшие от Сталина запретить пьесу «Дни Турбиных» как пьесу антиукраинскую. Тут любопытно, что несколькими месяцами раньше такого же запрета требовали от руководства страны коммунисты, которые увидели в знаменитом мхатовском спектакле антисоветское, контрреволюционное начало, и в этом случае Сталин Булгакова защитил. «Я не могу требовать, чтобы беспартийный писатель стоял на партийной точке зрения», – ответил вождь. А вот когда к нему пристали украинцы, сдался, уступил, не захотел обострять национальный вопрос. Ну а дальше запрет этой пьесы сработал по принципу домино: были запрещены две другие пьесы, с успехом шедшие в московских театрах, новые произведения даже не рассматривались, Булгакова перестали печатать, из библиотек изымали его книги, и к концу 1929 года успешный, популярный драматург, каким был М.А., оказался у разбитого корыта.
Булгаков и Сталин — в каких отношениях они были? Что они хотели друг от друга? Чего Сталин пытался достичь своими телефонными звонками известным литераторам?
Для Булгакова фигура Сталина была очень важна. При всей своей нелюбви к советскому строю и его идеологии Булгаков признавал и по-своему уважал советского деспота, испытывая к нему огромный личный интерес. Сталин завораживал его как могущественная фигура, обладавшая полнотой власти, и мистика власти, ее границы – это, безусловно, один из важнейших мотивов булгаковского творчества. Но все же взаимных отношений между ними не было – они никогда не встречались, а только один раз поговорили по телефону. Другое дело, что этот звонок, случившийся в Страстную пятницу 1930 года, произвел на писателя такое впечатление и так много значил в его судьбе, что Булгаков всю жизнь мечтал, стремился к тому, чтобы их общение продлить, и это, кстати, одна из причин, по которой он написал пьесу о юности Сталина «Батум» – последнее сочинение, ускорившее его кончину. Что же касается Сталина, то я думаю, он отдавал должное писательскому мастерству Михаила Афанасьевича и уважал его за честность и искренность, и во многом именно это стало залогом того, что Булгакова не тронули. Но к общению с писателем Сталин не стремился и от всех булгаковских просьб о встрече уклонялся. А чего Сталин хотел? Вождю приписывают фразу, которую он якобы сказал уже после войны: «Наша сила заключается в том, что мы таких, как Булгаков, заставили работать на себя». При всей лживости этого утверждения, здесь можно отчетливо увидеть намерение государства подчинить культуру себе. Удалось это в целом или не удалось? У каждого здесь свое мнение, но в случае с Булгаковым этого точно не произошло.
Сталина, каким он представляется через призму жизни Булгакова, нельзя назвать воплощением зла. Как он выглядит через призму жизни других писателей, которых вы изучали?
Это большой и сложный вопрос, требующий отдельной беседы. Но если совсем коротко и в продолжение предыдущего ответа, то следует признать, что Сталин при всем своем людоедстве был все же человек культурный или, вернее, проявлявший к культуре большой интерес. Он действительно много читал, ходил в театры, смотрел фильмы и имел на все свое суждение. Культура была сферой его попечения, но по своим вкусам он тяготел скорее к классическим традициям, и потому, например, терпеть не мог Андрея Платонова или, скажем, Всеволода Мейерхольда, но на свой манер уважительно относился к Станиславскому или даже к Анне Ахматовой (причины ее послевоенной травли – особая статья). А вообще в обстановке тех лет было так много иррационального, непонятного, что оно так и остается загадкой. Были репрессированы писатели и критики, верой и правдой служившие режиму, и среди них, кстати говоря, булгаковские враги, выступавшие против него в двадцатые годы. И напротив, те, кто, казалось бы, должен был сгинуть в ГУЛАГе, уцелели. И хотя судьбы самых известных художников того времени складывались очень непросто, факт остается фактом: и Булгаков, и Пастернак, и Мандельштам, и Бабель, и Платонов, и Пришвин, не говоря уже об Алексее Толстом, были Сталиным в определенном смысле заворожены. Как высказался после смерти и разоблачения тирана Михаил Шолохов: «Был культ, но была и личность».
В своей книге вы обозначаете положение Булгакова в Советском Союзе термином «позолоченная клетка». Что под этим подразумевается?
Булгаков в силу особенностей своей психики считал себя самым несчастным, самым затравленным писателем в СССР, что, конечно, было не так: благодаря покровительству вождя он обладал иммунитетом, а как сотрудник сначала МХАТа, затем Большого театра получал очень приличную зарплату, у него была отдельная квартира, свободное время, любимое дело, прекрасная жена, друзья... Да и вообще скажи он о своих обидах и заботах расстрелянным или погибшим впоследствии в ГУЛАГе Павлу Васильеву, Клюеву, Клычкову, Мандельштаму, Бабелю… да даже Цветаевой, Ахматовой или Платонову с их поистине горчайшей судьбой... Есть такое литературное предание, что к Мандельштаму (кстати, соседу Булгакова в писательском доме в Нащокинском переулке в Москве) в начале 1930-го пришел некий молодой поэт и стал жаловаться, что его не печатают. «А Гомера печатали? А Иисуса Христа печатали? – заорал Мандельштам и спустил пиита с лестницы. Но для Булгакова это был бы слабый аргумент. Вкусивший театральной славы в двадцатые годы, он страдал от тишины тридцатых, когда его не ставили, не печатали и не критиковали (не считая пьесы «Мольер»). «Леночка, почему меня не печатают, ведь я такой талантливый», – жаловался он жене бессонными ночами и плакал, не зная, что делать с «кладбищем» своих пьес и с романом о Сатане. Ну а кроме того был еще один очень важный пункт: Булгаков мечтал поехать за границу, увидеть Европу, но туда его так и не выпустили… Вот и получалось ощущение золотой клетки.
Почему советская власть позволила некоторым писателям, которые находились в положении, подобном Булгакову, например, Замятину, покинуть Советский Союз, а другим нет?
Справедливости ради, писателей, которым было разрешено выезжать за границу в 1930-е годы, было очень немного: Алексей Толстой, Эренбург, Фадеев, Федин, Леонов, Пастернак (один раз). А уж чтобы отпустили насовсем, я, кроме Замятина, никого и не назову. Но в случае с Замятиным, думаю, свою роль сыграл Горький, ему благоволивший, а кроме того, уехав во Францию, Замятин повел себя в высшей степени корректно и лояльно по отношению к СССР, ни разу не позволил себе никаких критических высказываний, и скорей всего, это было результатом предварительной договоренности – этакого «джентльменского соглашения». В случае с Булгаковым это соглашение не сработало бы, потому что в отличие от Евгения Ивановича Михаил Афанасьевич с его расшатанной нервной системой не был внутренне дисциплинированным человеком и мог попросту сорваться. Наверху это хорошо знали и Булгакову до конца не доверяли и держали, что называется, на коротком поводке.
Жизнь Булгакова была сильно связана с Московским художественным академическим театром, с которым он постоянно сотрудничал и которым в то время руководили Станиславский и Немирович-Данченко. Какие отношения были у Булгакова с ними и с театром в целом?
Сложные. Очень сложные, что хорошо видно по «Театральному роману». Булгаков этот театр обожал, но едва ли любовь была взаимной во всей полноте. Для МХАТа всегда превыше всего были его собственные интересы, а своими авторами, драматургами театр мог в случае необходимости пожертвовать, и Михаил Афанасьевич неимоверно от этого вероломства страдал. В «Театральном романе» (моей любимейшей у Булгакова вещи) это горькое чувство смягчено иронией и нежностью, но все равно оно присутствует. Что касается Станиславского, то Булгаков высоко ценил его как актера (и меньше как режиссера, а над его знаменитой «системой» откровенно надсмехался), а к Немировичу-Данченко относился прохладнее. Но главная его обида на МХАТ была связана с пьесой «Мольер», которую театр в течение четырех лет не мог выпустить, долго и мучительно репетируя, а когда премьера, наконец, состоялась и после нескольких показов была подвергнута критике в газете «Правда», руководство театра сняло спектакль с репертуара. Булгаков расценил этот шаг как предательство и трусость, что было, конечно, абсолютно несправедливо – театр не мог поступить иначе, но великий драматург был вспыльчив, склонен к обидам и никогда справедливостью и объективностью не отличался. Вскоре после этого он ушел из театра и поклялся, что ноги его там не будет, и сам же свое слово нарушил, жестоко за это поплатившись в истории с «Батумом». Впрочем, похоронили его на Новодевичьем кладбище на участке Художественного театра, так что смерть всех примирила.
Булгаков был трижды женат. Судя по всему, ему везло с женщинами?
Ну это такой вопрос философский: следует ли считать женитьбу три раза везением? Но вообще-то женщины действительно были к нему неравнодушны: высокий, стройный, обаятельный, остроумный, он производил неотразимое впечатление, и, как говорила его первая жена, «у него баб было до черта». Что касается жён, то каждой из них выпало трудное счастье жить с этим сложным, непредсказуемым человеком в разные периоды его жизни, и вытерпеть это счастье было непросто.
Среди всех трех жен наиболее интересной и сложной является Елена Сергеевна, прототип Маргариты. Это, очевидно, была особенная женщина?
Все трое были замечательны каждая по-своему. Но если первая жена Булгакова Татьяна Николаевна была женщина очень добрая, самоотверженная, однако недостаточно светская, не соответствующая статусу своего мужа, а вторая – Любовь Евгеньевна – светская в высшей степени, но слишком эгоистичная, сосредоточенная на себе, то именно Елена Сергеевна соединила в себе все лучшие черты двух этих женщин. Она была хороша, умна, обаятельна, но при этом обожала своего мужа и была ему беззаветно предана и делала все, что могла, для больного, уставшего, измученного бессонницей, обидами и капризами человека. Поддерживала его, ободряла, утешала, верила в него, в его звезду и не была обманута в своих ожиданиях. Правда, взошла эта звезда, когда ее мужа давно не было в живых, а ее собственная жизнь уже клонилась к закату, но вкусить славы вдовы гения она успела.
В середине 1930-х годов Булгаков и Елена Сергеевна вели светский образ жизни, много общались с иностранными дипломатами. Мариэтта Чудакова, очень уважаемый биограф Булгакова, считает, что это в те годы было бы невозможно, если бы Елена Сергеевна так или иначе не сотрудничала с НКВД. Вы считаете это вероятным?
Мариэтта Омаровна Чудакова – безусловно, очень уважаемый ученый, автор первой превосходной биографии М. А. Булгакова, вышедшей еще в советское время, она была лично знакома со всеми булгаковскими женами, но в том, что касается Елены Сергеевны, мне кажется, она была не права. Или же тут что-то очень личное: слишком разные были женщины – прямая, принципиальная, резкая Чудакова и обольстительная, лукавая, очень женственная ведьма Елена Сергеевна. Я в своей книге подробно касаюсь этого сюжета и никаких доказательств «завербованности» хозяйки булгаковского дома органами не нахожу. А что касается светского образа жизни и общения с иностранными дипломатами, то это правда – Булгаков и Елена Сергеевна бывали на приемах в американском и французском посольствах (и один из этих приемов описан в романе «Мастер и Маргарита»), и наверняка это делалось с ведома НКВД, но опять же не доказывает факта их сознательного сотрудничества с «конторой». Тут любопытно иное: при всей нелюбви Булгакова к доносительству и к стукачам, сами сотрудники спецслужб и в «Мастере и Маргарите» (включая Афрания в «древних главах»), и в более ранней повести «Роковые яйца» описаны у него с какой-то даже симпатией. Возможно потому, что и здесь та же проблема власти.
В каких отношениях был Булгаков с либеральной интеллигенцией своего времени и какую роль в этом играли его вторая и третья жена?
Хороший вопрос! Только здесь нужно сначала договориться, кого мы будем называть либералами, говоря о сталинском времени. Что касается Михаила Афанасьевича, то в 20-е годы он много общался с так называемым «пречистенским кругом» (по названию улицы Пречистенки), куда входили представители научной и творческой интеллигенции, критически воспринимавшие новую жизнь, и вторая жена Михаила Афанасьевича Любовь Евгеньевна Белозерская, судя по всему, разделяла их убеждения. Однако, когда супружеские отношения разладились и Булгаков женился в третий раз на Елене Сергеевне Шиловской, уведя ее от крупного советского военачальника, то ситуация изменилась. Конечно, Елена Сергеевна как женщина культурная и умная тяготела отнюдь не к партийным фанатикам, не к соцреалистам, не к пролетарской идеологии, а к людям более широким, светским, интеллигентным, но – только до той поры, пока это не угрожало ее мужу. Здесь была ее «красная линия». И первое, что она сделала, став женой Михаила Афанасьевича, – отвадила «пречистенцев» от своего дома. Не столько потому, что была так уж не согласна с их идеями, сколько потому, что женской интуицией чуяла – они опасны для ее мужа. «Они хотели сделать из него распятого Христа, и я была готова выцарапать им глаза», – говорила она впоследствии. В этот период друзьями Булгакова и частыми гостями в их доме становятся более «аполитичные люди» – актеры, художники, композиторы, предпочитавшие не конфликтовать с режимом. Мариэтте Чудаковой с ее общественным темпераментом, конечно, все это было не по нраву, но Булгаков плакал не в ее постели…
Какое место занимает Булгаков в сегодняшних идеологических спорах между прозападной либеральной интеллигенцией, с одной стороны, и патриотической – с другой? Кто считает его своим?
И те и другие. Как Пушкина. И это хорошо. Высшая оценка, можно сказать. Булгаков был писатель глубоко несоветский, но в то же время патриотический в истинном смысле этого слова, и русская идея, укорененность в национальной истории, чувство Родины были ему очень близки. Недаром он даже собирался писать учебник по истории России. Личность и творчество Булгакова еще раз доказывают очень важную, актуальную и, увы, почти невозможную для России вещь: либеральная идея не противоречит патриотической, точно так же, как европейский вектор не отменяет русскую самобытность. Можно (и нужно!) любить и Родину, и свободу, и Россию, и Европу. Булгаков все это в себе соединял, но по-прежнему каждая партия в сегодняшней России заявляет на него исключительные права. Только он в этом не виноват.
Как относится к Булгакову Церковь?
По-разному. Если говорить об общей позиции, то скорее настороженно-негативно, и, прямо скажем, Булгаков давал для этого основания. Здесь, если так можно выразиться, он как раз виноват. Сын профессора Духовной академии, потомок древних священнических родов слишком далеко ушел от традиций своей семьи и хотя не стал атеистом и безбожником в прямом смысле этого слова, все же позволял себе много критических высказываний в адрес церкви и верующих, причем – что особенно неприятно – именно тогда, когда сама церковь и ее чада подвергалась жестоким гонениям. И это было не только в романе «Мастер и Маргарита», но и в пьесе «Бег». А вообще люди в сегодняшней нашей церкви тоже все разные и среди клира, и среди мира (паствы). Для кого-то Булгаков – исчадие ада, богохульник, сатанист, еретик, для кого-то – трагическая фигура, потерявший Бога русский интеллигент. А кто-то через него пришел в Церковь. Это было особенно актуально в конце 1960-х годов, когда в СССР было невозможно ни купить, ни взять в библиотеке Библию, и именно через евангельский сюжет в «Мастере», пусть даже очень далекий от первоисточника, люди пробивались ко Христу и были писателю за это благодарны.
Булгаков писал очень быстро и практически не знал творческих кризисов. Считаете ли вы, что скорость письма повлияла на качество его произведений? Как современные писатели оценивают Булгакова?
Булгаков был как царь Мидас. К чему ни прикасался, все – золото. Он, правда, очень и очень хороший писатель, которого никогда не покидали ни силы, ни вдохновение, ни талант, и откровенно слабых произведений у него не найти. А что касается современных российских авторов, то конечно большинство его очень любит, но есть и те, кто считает писателем несколько переоцененным. Особенно достается роману «Мастер и Маргарита». Может быть, это ревность какая-то, не знаю…
Булгаков-драматург — его часто ставят в России сегодня? Какие три его пьесы вы бы порекомендовали словенским театрам с точки зрения актуальности?
Ну конечно «Дни Турбиных»! Это выдающаяся пьеса, очень душевная, умная, глубокая, эмоциональная, в которой виртуозно соединяется ужасно смешное и ужасно грустное. И очень актуальная. Пьеса о том, как выжить частному человеку, когда его захлестывают волны истории. Как сохранить в смуте честь и милосердие, на что опираться, чем спасаться. Мне будет очень жалко, если сегодня в Европе ее коснется «культура отмены» из-за негативного отношения автора к украинскому национализму, и современные европейцы уподобятся Сталину, который именно по этой причине эту пьесу запретил. А еще – «Бег» и «Кабала святош». Первая – потрясающая драма людей, вынужденных оставить Родину (что для нас тоже, увы, весьма актуально) и пытающихся найти свое счастье на чужбине, а вторая – драма художника в условиях тоталитарной системы, цензуры и идеологического диктата, его трагическое положение в атмосфере травли, доносов и угроз – все то, что грозит сегодня вернуться не только в Россию, но и во весь мир. А во многом уже и вернулось.
Смотрели ли вы последнюю экранизацию «Мастера и Маргариты» (2024 года)? Какое ваше мнение о ней? Привносит ли она что-то новое? Каковы были отклики в России?
Смотрел. Мне этот фильм скорее понравился, чем нет. Там есть интересная и отчасти удачная попытка сделать не экранизацию в прямом смысле слова, а снять фильм о писателе, написавшем роман. Первая половина картины мне, что называется, зашла, а дальше режиссера повело, по-моему, куда-то не туда, но все равно в целом у него получилось. Очень хорошая игра актеров, особенно потрясающий Воланд, которого сыграл немецкий актер Аугуст Диль. Что касается откликов в России, они, как и положено, были очень разные. Снимать фильм по «Мастеру и Маргарите» – это всегда вызывать огонь на себя, а сегодня к этому добавляются привходящие факторы, в том числе политические, конспирологические, идеологические, связанные с общественной позицией режиссера. Много раздавалось голосов с требованием фильм запретить, отобрать прокатное удостоверение. Мне это лично все очень неприятно, но Михаил Афанасьевич там, на небесах, должен быть доволен, что из-за его закатного романа столько на земле шума! Но главное, что за этот фильм проголосовали рублем жители России, и он стал одним из самых популярных и кассовых в прокате. Так что это победа!
Помимо биографий, вы пишете также прозу. Насколько я понимаю, ваше самое известное прозаическое произведение — роман «Мысленный волк». О чем он?
Художественная проза – очень важная часть моей жизни, моей работы в литературе. Я написал за тридцать с лишним лет восемь романов, а также немало рассказов и повестей, многие из которых были переведены на иностранные языки и получали премии как в России, так и за рубежом. Правда, на словенский язык пока что еще ничего не переведено, но если говорить о переводах славянских, а точнее даже южно-славянских, то роман «Мысленный волк» вышел несколько лет назад на сербском языке, а другой мой роман «Душа моя Павел» – на сербском и македонском. Каждая из этих книг мне по-своему дорога, но на сегодняшний день мне интереснее всего было бы поговорить о своем последнем романе, который совсем недавно был опубликован в России в издательстве АСТ (Редакция Елены Шубиной). Роман называется «Одсун». Это слово из чешского языка и переводится на русский как «выселение», «изгнание», «депортация», и речь здесь идет о трагических событиях в центре Европы – депортации судетских немцев в 1945-46 гг. Я об этой истории ничего не знал, покуда несколько лет назад случайно не оказался в старом доме в небольшом чешском городе Есенике, бывшем Фрайвальдау, где в течение многих веков жили судетские немцы, и ужасная судьба этого дома и его обитателей меня поразила и заставила задуматься над другим, гораздо более близким нам по времени и пространству конфликте между Россией и Украиной. Поэтому мой роман – о природе межнациональных конфликтов вообще, о частных судьбах людей, которые попадают в жернова большой истории и становятся ее заложниками. А также о том, что и сама история из множества частных событий состоит и, участвуя в ней, люди разрушают собственные жизни. Это книга острая, горячая, дискуссионная, активно обсуждаемая сейчас в России, попавшая в финал «Большой книги» и ставшая «Книгой года» на Московской международной книжной ярмарке. Мне, конечно, очень бы хотелось, чтобы ее прочитали в Европе, и особенно интересной была бы оценка читателей в Германии, а еще больше в Чехии, где эту страницу истории не очень любят вспоминать. Но боюсь, увы, что сегодняшняя европейская цензура эту книгу не пропустит.
Пять лучших русских романов после 2000 года. Ваш выбор.
«Асан» Владимира Маканина, «Лавр» Евгения Водолазкина, «Зимняя дорога» Леонида Юзефовича, «Саша, привет!» Дмитрия Данилова, «Зулейха открывает глаза» Гузели Яхиной.
- "Год Литературы" благодарит Алексея Варламов и Борута Крашевеца за предоставленные материалы
Vzpon, slava in padec Mihaila Bulgakova — Delo, 16.11.2024
