Текст: Дмитрий Шеваров
- Нетерпеливый клич
- Кидаю впопыхах —
- Так хочется постичь
- И жизнь, и смерть в стихах…
- Григорий Князев
О Григории Юрьевиче Князеве я узнал – вдруг. Однажды мои друзья и знакомые из Москвы, Петербурга, Вологды и Новгорода, будто сговорившись, стали упоминать о нем. Разные люди, а рассказывают они о встречах с Григорием в одних красках – очень светлых. И непременно улыбаются. И говорят не «Григорий», а только – Гриша.
Павел Крючков, редактор отдела поэзии «Нового мира», рассказывает: «Гриша — из самых светлых и доверчивых людей, встреченных мною за последние годы…»
Кажется, никогда мне не приходилось читать поэта более бесстрашного и более беззащитного.
Друг Князева поэт Варвара Заборцева очень точно сказала: «Григорий в буквальном смысле пишет то, что проживает сам…» А проживает и переживает он смерть отца, гибель жены, совсем еще молодой женщины… А еще он открыт всем бедам и горестям нашего времени. Он даже не пытается прикрыться от них, погрузившись в историю или искусство, не прячется в норе филологических изысканий, куда не доносятся крики и стоны.
Вот почему, закрывая рукопись новой книги поэта «Последнее лето», я держусь за сердце. Так бывает, когда читаешь самые трагические строки Пушкина или Лермонтова.
Вы скажите: ряд гениев слишком высок, чтобы с ним сравнивать любого современного поэта, каким бы талантливым он не был. Вы правы, но я говорю не о мастерстве, и не о гениальности, а о той ноте сострадания, которая пронзает всю русскую поэзию насквозь – вплоть до Григория Князева. Он восприемник этой ноты, утраченной было в начале ХХI века, когда молодые поэты старались отрешенно рефлексировать. Стало модно «выстраивать» свой образ успешного поэта.
Григорий Князев органически чужд как скрытности, так и сытости. Он весь на ладони. Читатель, захваченный его искренностью, вместе с ним переживает то, что когда-то переживали современники Тютчева и Блока.
В завершение своего короткого слова, мне хотелось бы пожелать Грише: дай Бог тебе и среди испытаний и утрат сохранить способность к чистой радости. Чтобы, когда придет час, расписать землю небесными красками – так как тебе об этом мечтается.
- Когда же, даст Бог, не случится конца
- На нашем веку — в смысле истинном, высшем,
- То, как Дионисий, по воле Творца
- Небесными красками землю распишем!
А еще: помнишь финал «Ёжика в тумане»? – там Медвежонок, заждавшийся Ежика, выдыхает: «Кто же без тебя звезды-то считать будет?..»
Вот и я говорю: «Кто же без тебя?..»
Понимаю, что просить поэта поберечь себя – не в традициях русской словесности.
И все-таки прошу.
Мы слишком долго тебя, Гриша, ждали.
Стихи из рукописи новой книги
Маленькое чудо
- Дедушкины часы,
- Белых стрелок усы,
- Век молчали-молчали
- В забытьи и печали…
- Как затикали вдруг,
- Свой совершая круг,
- На старинном серванте,
- Только вслушайтесь-гляньте!
- Дрогнули — от чего ж?
- Как в ночи ни тревожь
- Сердцебиенье это —
- Дедушка рядом где-то.
- Знаком жизни иной
- Вышел на связь со мной,
- Чтобы сказать мне нечто —
- Неразборчива речь-то!
- Кто завёл механизм
- Двигаться сверху вниз —
- Ангел тьмы или света?
- Дедушка рядом где-то…
Ночной ливень
- На крыши,
- ставни,
- цоколи
- Потоком лил, потопом —
- Как вороные цокали
- То рысью, то галопом;
- Как чайника кипение —
- Бурленье крупных капель;
- Как горловое пение,
- Нет — хрипловатый кашель;
- Как сильные рабочие
- Всё били-били-били —
- Гвоздями-молоточками
- Ночную тишь дробили.
- Явленье не вселенское —
- Окрестное, но дивен
- На избы деревенские
- Обрушившийся ливень!
* * *
- В старинной книжке телефонной,
- Почти рассыпавшейся в прах,
- Мир, на молчанье обречённый
- И рухнувший на плечи тонной,
- Спит в полустёртых номерах.
- А разбудить звонком рисковым
- Едва поднимется рука.
- И сам сказать не знаю что вам,
- В листанье книжки бестолковом
- Ни от кого не жду звонка.
- Дружили крепко мы когда-то,
- Но наши разошлись пути.
- Что с вами, где же вы, ребята?
- В ответ лишь голос автомата:
- «Вне зоны действия сети»…
* * *
- Мне выпала радость большая —
- Родиться в рубашке и жить,
- Но некто, покоя лишая,
- Приходит меня сторожить.
- Зачем у дверей караулишь
- И тенью маячишь во мгле?
- Так жалко, что жизнь мне одну лишь
- Дано испытать на земле.
- Я пробую снова и снова
- Её драгоценный лимит.
- Волна океана лесного
- Напевно и плавно шумит.
- В траве, что укрыла по плечи,
- В степном и озёрном краю
- Заводит вечерний кузнечик
- Любовную песню свою.
- И как я всё это покину,
- Оставшись в ночи без огня,
- Вернувшись в адамову глину
- До самого Судного дня?
Последнее лето
маме
- …За пыльной жарою
- С родного пригорка
- Предзимье сырое
- Повеяло горько.
- Закончилось лето —
- И топятся печи.
- Предчувствую: это —
- Прощальная встреча.
- Пусть все ещё живы,
- Пусть все ещё вместе,
- Пути-перспективы —
- В печальном разъезде.
- Смятение-смута —
- Одни силуэты…
- И вправду как будто
- Последнее лето.
- Последнее лето…
Левашовское Мемориальное
Памяти жертв Большого террора
- Тонут под сугробами надгробья
- Кладбища забытого в лесу…
- Солнце молча смотрит исподлобья
- В предзакатном тающем часу.
- Каждого окликнуть-помянуть бы,
- Только, равнодушием полна,
- Не оплачет имена и судьбы
- Пустоши безлюдной тишина.
- Эхо — от расстрела до расстрела.
- Вечная природа не скорбит,
- И земной истории нет дела
- Век спустя до тех, кто здесь убит.
- Как осилить смерти безразличье
- В ледяной вечерней полутьме —
- Там, где чёрно-белые таблички
- В бело-чёрной прячутся зиме?
Апокалиптическая песнь
- Топот бледного коня,
- Вечности бессмертный трепет…
- А. П.
- …Второй уже всадник по миру летит —
- Нас топчет копытами вслед за чумою,
- И с каждою жертвой растёт аппетит.
- Нам выпало вымолчать время немое.
- Дожить бы, дожить бы до светлых времён,
- А там, не растратив в себе человека,
- Припомнить как страшный, мучительный сон
- Двадцатые годы текущего века.
- Всё было взаправду на фоне войны —
- Любови и дружбы бесценные наши,
- Но что перевесит — семьи ли, страны
- На чутких весах две качнувшихся чаши?
- Когда же, даст Бог, не случится конца
- На нашем веку — в смысле истинном, высшем,
- То, как Дионисий, по воле Творца
- Небесными красками землю распишем!
Молитва
- Господи, помилуй!
- Господи, помилуй!
- Господи, помилуй! —
- Ужас наш святой.
- Только б мягкой силой,
- Только б мягкой силой,
- Только б мягкой силой,
- Строгой добротой.
- Всей земле в отместку,
- Всей земле в отместку,
- Всей земле в отместку —
- В никуда билет.
- Получи повестку,
- Получи повестку,
- Получи повестку,
- Похоронка — вслед.
- Что же с нами будет,
- Что же с нами будет,
- Что же с нами будет?
- Сухари готовь…
- Смерть навек осудит,
- Смерть навек осудит,
- Смерть навек осудит,
- Но простит любовь.
Из «Прощального цикла»
Памяти отца, Юрия Павловича Князева
- Как выразить тоску сыновью
- По уходящему отцу?
- Лишь горько-сладкою любовью
- К родному бледному лицу.
- Мне быть с тобою — года мало
- Последнего, пока ты жив,
- Тебя, как тёплым одеялом,
- Простой заботой окружив.
- В истаявшем за месяц теле
- Дыханью всё труднее жить.
- Я буду у твоей постели
- Жизнь до предела сторожить…
* * *
- Перебирая архив наш семейный,
- Чувствую трепет благоговейный:
- Через десятки пылящихся лет
- Снова со мною и прадед, и дед.
- Письма читая и фото листая,
- Вижу: летит перелётная стая
- Ваших, похожих на вас, почерков,
- Тоньше и выше земных облаков.
- Так далеко это всё и так близко!
- Странно, неловко залезть в переписку
- И окунуться в неё с головой,
- Будто бы пишет живому — живой.
- Чтоб это ни было — быль или небыль,
- Слышу приветы и весточки с неба
- Про распашонки, болезни, долги:
- «Всё для грядущих веков сбереги!»
* * *
- Каким бы ни был мрак вокруг,
- Сгущаясь на обрыве лета,
- Нам сохранить бы, милый друг,
- Крупицу света,
- каплю света.
- Такая радость — просто быть,
- В земле копаться буро-чёрной,
- Полоть в саду крапиву-сныть,
- Заботиться о каждом корне.
- И дачный сад — листва, цветы,
- Холсты грунтованные эти —
- Гармонии и красоты
- Последний островок на свете…
