Текст: Борис Кутенков
Вышел новый – и, как всегда, долгожданный – номер поэтического журнала «Кварта».
Среди авторов – Александр Шимановский:
- — Душа, ты видишь,
- я ничего не вижу.
- И все это бывает,
- как трава загорает,
- нет, как братья поют
- и как свет потухает, —
- клянусь, не знаю,
- но все, что вижу, — было,
- и все бывает, словно дышит,
- — ничего не помня о том.
- запах деревьев из воздуха достаешь,
- складываешь в сухие духи,
- или дыхание музыкой обведешь,
- но не мелодия будет звучать, а стихи.
- твердые запахи твердым сродни словам,
- нерастворимы в памяти, словно гром.
- слышишь, звучат слова, и молчит трава,
- эти деревья не вырубишь топором.
- Еще листва не тень густая,
- и видно далеко и тонко.
- Сквозь прозелень молочную вплывает
- мне вспененное небо в мозг,
- о разум ударяясь, оплывая,
- сиреневою рябью удаляясь.
- Мне многое уже ушло, ушло,
- не видно, видно, видно дно.
- Птица потерялась в туманной траве,
- Словно складывает твои черты:
- Выйди, лунный сыночек, на свет,
- Выйди, дитя долгой воды.
- Ты все глубже уходишь в мягкий лес забвения,
- И качает зегзица на руках своих твою тень.
В разделе критики и литературоведения – авторы номера о стихотворении Ахматовой «Двадцать первое. Ночь. Понедельник»; статьи о современном прочтении Хармса, о «Послании в лечебницу» Леонида Аронзона; также – неопубликованные стихи Михаила Ерёмина и многое другое.
В «Урале» — новые стихи Екатерины Перченковой:
- не хочешь — не слушай.
- о чём мне дышать
- к тебе, погремушка, игрушка, душа,
- за слабые всходы на стылой земле,
- за мёртвую воду и призрачный хлеб,
- за то, что живая, по плечи в снегу,
- глядишь, как я видеть тебя не могу.
В критическом разделе того же номера Руслан Комадей пишет о стихах Александра Петрушкина – ушедшего в 2020 году поэта, куратора портала «Мегалит», большого подвижника литпроцесса. «Поэтика Петрушкина как будто попирала доминирующее в сообществе представление о ценности письма как новаторства, творчества как инструмента для выявления собственного голоса. Поэтику Петрушкина называли “толпой голосов” (А. Санников) или “тридцать человек в одном поэте” (С. Ивкин), “конгломерат самых отталкивающих примет “рыжего стиля” (Е. Изварина), подчёркивая, что явная вторичность и предъявление чужого — дурной тон. Однако именно в зазоре между похожестью, подобием, подражанием возникало продуктивное поле для взращивания собственной поэтики — через недостаточное, неточное сходство с другими. В этом зазоре и располагается своя речь Петрушкина…».
«Знамя» продолжает серию актуальных опросов и на этот раз расспрашивает молодых авторов о том, с какой целью они идут в литературу, чего они хотят и зачем, по их наблюдениям, зная обо всех минусах, приходят в литературу другие молодые писатели? Говорит (в числе прочих) Аля Карелина (Краснодар): «Что касается нового поколения, входящего в литературу, я вижу намечающуюся тенденцию к ранним дебютам. Я в свои 23 едва ли могла внятно объяснить, зачем пишу, зачем еду на семинар Алехина за 3500 километров. “Пишу, значит, что-то надо с этим делать”. А ведь поэзия ревнива, требует огромной самоотдачи, ежедневных осознанных признаний в любви. И она зеркалит: делаешь шаг навстречу, и она делает, но отступишь на два шага, и вот вас разделяют уже четыре. Лучше сразу сделать ей предложение. Мне радостно, что молодые литераторы это понимают и уже в начале пути используют свой потенциал с умом…»
В «Волге» Сергей Боровиков пишет о книге Сергея Чупринина «Оттепель. Действующие лица»: «Несмотря на строго букварный принцип композиции, неожиданно занимательным оказывается соседство весьма разноформатных, противоречивых или враждебных друг другу людей. Оно волшебным образом освещает и сами фигуры и место их в событиях первого со времён НЭПа относительно, но всё же раскрепощённого времени. Сближение имён бывает столь выразительно, что невольно подозреваешь автора в умысле: почему Михаил Алексеев оказался соседом Василия Аксёнова, Иосиф Бродский Михаила Бубеннова, а Владимир Дудинцев Александра Дымшица? Но порядок букв русского алфавита автору неподвластен…»
Стенограмму интереснейшего обсуждения той же (интереснейшей) книги предлагает «Горький». «…я хотел бы обратиться к тем, кто пишет или может писать: ведите дневники, ведите хронику событий! Неважно, что вы записываете. Следующие поколения будут с одинаковым интересом читать как о ценах на продукты, так и о политических событиях, многие из которых затухнут и исчезнут. Чем ужасны электронные тексты? Их можно уничтожить в один момент. А рукописи, как известно, все-таки не горят» (Сергей Чупринин). «…Мне кажется, вызовы времени, с которыми столкнулись люди той далекой эпохи, очень актуальны сейчас. Мы живем в глубоко травмированном, крайне несовершенном обществе, которое наполнено насилием и лишено каких-либо этических ориентиров. Поэтому увидеть, как в еще более страшных условиях целое поколение советских людей смогло измениться и изменить среду, гуманизировать ее, очень важно. Нужно помнить, что у общества всегда есть потенциал развития. Поэтому “Оттепель” — это действительно очень важный проект, своевременный и актуальный» (Ирина Прохорова, издатель книги).
Там же – Валерий Шубинский к 130-летию Владимира Маяковского: «Грубость Маяковского — это грубость библейская, хочет он того или нет. Его богоборчество — гнев пророка, сотрясающего идолы. Вне этого он в самом деле Тиняков или Олимпов повышенного дарования. И он не Рембо, поскольку тот был все-таки одиночкой-индивидуалистом и ничего миру не предсказывал, не предписывал. Маяковский в мире, где ничего не случилось, оказался бы смешон. Он мог замолчать, сломаться. Уехать куда-нибудь в кипящую Мексику — пророчествовать там. Развернуться на 180 градусов — например, приняв духовный сан. Просто погаснуть…»
На «Полке» Лев Оборин беседует с Филиппом Жаккаром — автором первой монографии о Данииле Хармсе и открывателем многих хармсовских текстов. О подпольных литературных процессах: «Вот то, в чём я убедился: литературные процессы абсолютно самостоятельны. Они идут своим чередом. И когда какой-то диктатор решает, что надо всё делать по принципам соцреализма, всё равно процессы продолжаются подпольно. И потом всплывают — в случае ОБЭРИУ это произошло в 1960-е годы. Поколение Мейлаха, Эрля, Александрова — вот это первооткрыватели на самом деле…» О неподцензурных авторах позднесоветского времени: «У нас нет понятия “официальная культура”: есть мейнстрим, есть буржуазная культура, а есть альтернативная. И литераторы позднесоветского андеграунда превратили запрещённую литературу не в неофициальную, а в альтернативную. И это был шаг навстречу нормальному мировому литературному процессу…»
На «Прочтении» Аня Кадикова, основательница книжного магазина «Чарли» в Краснодаре, делится опытом частных инициатив. О способах выхода из кризиса: «На второй день слета меня буквально шарахнуло осознанием длительного мощного профессионального кризиса: за прошедшие полтора года я совершенно перестала понимать, куда мы идем. Сама у себя отобрала право говорить с издателями на равных, потому что допускала ошибки (и под грузом этой вины по инерции выбирала схорониться и заморозиться). И вот тут, просто слушая истории коллег, поняла, что дальше так жить нельзя: либо берем на себя всю ответственность за все и идем переделывать, перепридумывать, запускать open call о локальной идентичности Краснодара, продолжать фигачить во все просветительские стороны — либо закрываем лавочку и идем делать другие дела…». О сообществе книготорговцев: «Книготорговцы — профессиональное сообщество, построенное на частных инициативах. Ты сам придумываешь себе книжный, сам открываешь его, сам отбираешь книги и сам считаешь бухгалтерию. Во многих регионах независимый книжный один на несколько городов вокруг. Два магазина на город — это роскошь и большое счастье. И знать, что есть люди, которые, как и ты, делают свою работу каждый день, — очень поддерживающее чувство…»
В «Дети Ра» — Герман Власов об Ирине Ермаковой: «Из вещей поэта, больше всего ему нужных, Ирина Ермакова называет полую дудочку и звук, который в ней рождается. То есть — легче птичьего крыла инструмент, и музыку, какую он извлекает. Дудочкой поэт провожает провожающих в подземелье метро, и дудочка, наконец, становится музыкой. Вернее, звуки сошедшие в нее, возвращаются туда, откуда пришли, но унося при этом и некое дополнение к музыке общемировой. <…> Восьмая книга стихов вышла спустя семь лет после предыдущей и отличается большей пристальностью, подробным всматриванием в поэтический ландшафт: ткань истончается, она вот-вот порвется и полетишь взглядом (облако это вроде панамы), когда убегаешь от ливня, и прижимает к земле лишь память (тяжесть земная, а бросить жалко)…»
Как всегда, много интересной поэзии представляет журнал «Таволга», выпустивший четвёртый номер.
Владимир Попович:
- деловой человек садится и уезжает
- лязгают колокольные цепи
- сани его начинают скрижали
- сквозь занесённые крошевом степи
- это не сон не приём не помарка
- вот бы морозу посторониться
- а над деревьями светит так ярко
- что опаляет меха и границы
Юлий Хоменко:
- то ли крупная капля дождя
- то ли птичьего капля помёта
- по касательной сквер проходя
- я почувствовал капнуло что-то
- мне на шляпу и каплей звезда
- ненадёжно дрожит назревая
- оттого и звенят провода
- в ожидании вечном трамвая
Алевтина Шнейвас:
- мы офицеры духа — носим сюртуки
- а нож плывёт по парусине вайба
- влез савва грудцын перед бесами в долги
- а мы в системе ангелического найма
- небесный пирсинг — лунный ободок
- какое сейчас время непонятно —
- проблема y2k; но взвёл курок
- подземный программист без секунданта
и другое.
В разделе «Мастерская» журнала «Флаги» Ростислав Русаков представляет любопытного дебютанта – Юлию Ермакову: «…в уральский зимний пейзаж может быть вмонтирован расхожий сюжет о персиковом источнике Тао Юаньмина и Ван Вэя. В нëм рыбак, следуя по протоке, сплошь покрытой лепестками персиковых деревьев попадает в благополучный и неизменный мир, свободный от политических потрясений – но, вернувшись обратно домой, он уже не сможет отыскать ту прекрасную землю снова. Эзра Паунд в этом сюжете видел метафору непереводимости языка поэзии вообще, но при адаптации к современным реалиям – где лепестки сменяются снегом, а рыбак будто примëрз к проруби – эта метафора трансформируется, становясь образом скованной речи так, что утопия идеального мира отзеркаливается в антиутопию реального».
- снег ложится как белая кошка
- но не терпит движения ветра против шерсти
- а потом стаивает туда где спокойно
- и говорит
- говорит как ворона с моей собакой
- на стадионе около школы
- говорит как гора с моим волкодавом
- на берегу замерзшего озера
- молчит как время
- застывшее
- горячо охлажденное чьим-то дыханием
- спит как горбатая
- спина рыбака у проруби
- (Юлия Ермакова).
