Пока мы отбираем шорт-лист нашего конкурса, мы решили опубликовать еще несколько самых ярких работ наших участников.
Текст: Ева Туник
27 сентября, Воздвижение Креста Господня, пост
Оставляя извилистый след в опавшей сосновой хвое, по склону горы медленно ползёт гадюка.
У нее только одна цель — найти укромный трухлявый пень, залезть поглубже, свернуться калачиком и забыться во сне. Весной солнышко прогреет каменную гору, талый горный снег ещё больше разрыхлит трухлявый пень, чем пробудит змею для новых дел.
Не ходите сегодня в лес, не пересекайте тропу гадюки.
Если бы у меня была бы сегодня возможность вернуться назад и выбрать другую дорогу, я бы всё равно пошёл выбранным путём.
Поэтому моё раскаянье только внешнее, моё нутро его не может принять. В иерархии моих ценностей плод, поспевший и собранный в конце лета — это символ земного круговорота природы — круглого как змея поедающая свой хвост.
Этого можно добиться только упорным ежедневным трудом, накопленными знаниями и уповать на Его милость. И секретной специи — вот они — четыре столпа моего алтаря.
И как и стихий, сторон неба или великомучениц матери Софии и троих её дочерей: Веры, Надежды, Любви — спасов тоже должно быть четыре. Четыре, а не три. Вода, воздух, земля и ОГОНЬ. Мед, яблоки, хлеб и ТЫКВА.
Я не преступник. Преступник забирает себе чужое, чтобы обогатиться. Не работая, не трудясь. Я же, наоборот — даю миру самый величественный плод и абсолютно безвозмездно. И я не забираю жизнь. Я меняю временную земную оболочку и мирскую суету на вечную, сотканную из света и любви. Себе я ничего не забираю. Моё «Сердце Будды» — теперь оно ваше.
И если смею просить. Моё последнее желание — развейте мой прах над полем тыквы.
Подписи не было. Я провел тыльной стороной ладони по вдавленным буквам. Натиск писавшего пера отпечатался и на внутренней стороне обложки. Почерк на первой странице, вернее на внутренней стороне форзаца, явно отличался от почерка в остальной тетради. Это последнее повествование от 27 сентября было написано второпях, будто человек пытался побыстрее избавиться от обременяющей его ноши и отдать её читателю или не потерять нить мысли.
Почерк же внутри увесистой тетради в твёрдом переплете был мельче и более разборчивым. Узкие, длинные буквы — часто встречающиеся в почерках и мужчин и женщин склонных к религиозному фанатизму — выглядели как батарея. А сами слова, как немного не до конца сложенные веера. Некоторые буквы были украшены загогулинами в форме побегов—усиков вьющегося огурца.
Это потом я уже сообразил, что и на полях, и на целых разворотах была изображена тыква, листья тыквы, побеги тыквы, цветы тыквы, семена тыквы.
Самыми завораживающе—пугающими — одновременно хотелось и захлопнуть тетрадь и смотреть дальше — были корни тыквы, которые прорастали сквозь пустые глазницы черепов, рёбер, костей кисти рук и ног и других частей скелета, образовывая сплетения похожие на нейросети.
Вперемежку с молитвами, которым отводились целые страницы, постным рецептам блюд из тыквы, формулам состава грунта и смеси для проращивания зерен, располагались рисунки обнаженных рыжих девушек. Они лежали покрытые тыквенными семенами будто проводили какую античную процедуру по уходу за кожей тела.
Тут были рецепты вина из тыквы и даже тыквенного кваса. Записи были тщательно датированы и рядом с каждой датой обозначалась дата церковного календаря.
Дневник, который нельзя было читать, но нельзя было и не читать. Пятиугольные цветы тыквы парализовывали меня как глаза кобры парализуют мелкого грызуна. Пропуская молитвы, рецепты, комбинации смесей и удобрений, я жадно читал дальше.
14 апреля, День Преподобной Марии Египетской
Время поджимает. Завтра последний срок провести обряд очищения семян. Я не имею права задерживать изначальную дату посева.
Далее во всех деталях описывалась находка подходящей девушки и выманивание её на встречу и совершение жестокого преступления.
Я нашёл подробное описание подготовки семян тыквы к посадке в апреле, связанную с этим церемонию освящения семян над обнаженной живой девушкой на алтаре. Далее следовала посадка освещённых семян и проращивания семян в ростки, укрытие девушки до момента переноса рассады в грунт. Убийство совершалось непосредственно перед этим. До этого также следовало подготовить почку и для тыкв, и для закапывания трупа. Всё это охраняли собаки сторожевой породы. Неизвестно, перепало ли им чего от жертв...
28 августа, Успение Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии. Иконы Софии, Премудрости Божией. Чтимые иконы Успения Божией Матери
Когда я укрываю тыкву, я всегда представляю себе, будто это я укрываю их, чтобы не мёрзли.
Всех жертв объединяло то, что это были исключительно рыжие девушки. Никто не знает, как долго это продолжалось: когда пропала первая девушка. И была ли она первая жертва или только первая, о которой известно. Игумен правильно просчитал — пропажу единственной девушки в год никто не заметит. Тем более, что сами девушки, решаясь на постриг, очень часто разрывают любые отношения с родственниками и друзьями. Порой у них просто нет родственников и друзей — это сироты. Тот факт, что они рыжие, тоже никто не заметил. Если бы не сёстры, которые решились на постриг вместе, — игумен бы до сих пор улучшал свой сорт тыквы, устраивал ежегодную ярмарку тыкв, которая так полюбилась и местным, и туристам.
После пропажи сестры, оставшаяся сестра не была готова смириться с объяснением, что её сестра просто решила сбежать из монастыря, как часто случалось в любом монастыре. То, что они сёстры, девушки решили скрыть от служителей монастыря, поскольку боялись, что их разлучат, и даже пришли в монастырь в разное время. После пропажи младшей — рыжей сестры, старшая забила в набат. Нет, её сестра не сбежала, она бы такого не сделала. Тем более, не поставив в известность её — старшую сестру. Вмешались власти и после не тщательного обыска всё тайное стало явным. Игумен, пользуясь своим авторитетом среди персонала и послушниц, а также пользуясь уважением среди местного населения, фотографировал детей на тыквах, угощал всех тыквенным квасом, тыквенными пирогами и тыквенным супом с тыквенными семечками. Магнитик для холодильника с тыквой нового сорта был заветным сувениром для многих.
Поучаствовать в фестивале приезжали даже из-за границы. Особенно фестиваль полюбили рыжие люди. Их собралось действительно много, чтобы участвовать в импровизированном конкурсе на самого рыжего участника ярмарки в честь тыквы.
В этом году фестиваль тыквы превратился в церемонию массового захоронения жертв игумена-селектора. 25 девушек — 25 лет селекции особенного сорта тыквы-великанши. Особенно круглой, красно-оранжевой как апельсин сорта «кровавый», очень сочной и сладкой как дыня. Многие просили купить семена у игумена и даже были попытки кражи тыкв — с тех пор игумен завёл сторожевых собак, но никакие коврижки — тем более земные деньги, не могли уговорить игумена продать незавершенный сорт. А когда он планировал завершить свой проект — он предпочитал об этом не говорить. Возможно, тыква уже была в расцвете своих лучших качеств, но сам процесс убийства и совершения ужасающих обрядов доставлял игумену удовольствие, и он продолжал свою «селекцию».
Его идея фикс была и оставалась учредить четвёртый — тыквенный спас. В добавку к Медовому Спасу на воде 14 августа, Яблочному Спасу на горе 19 августа и Ореховому и Хлебному Спасу на холстах 29 августа, игумен соблюдал и хотел канонизировать Тыквенный Спас на Огне 22 сентября. Одержимый этим наваждением, из года в год игумен отправлял руководству церкви длинные трактаты и разнообразные научные исследования о пользе тыквы как продукта питания, начиная с античных времён и кончая Великой отечественной, а также, о преимуществах четвёртого тыквенного спаса, чтобы противостоять новомодному Хэллоуину. Таких посланий от игумена собралось так много, что можно было бы топить ими целую зиму и не замёрзнуть. И, может быть, в конце концов он добился бы своей цели. Неофициальный тыквенный спас вместе с фестивалем игумен проводил каждое 22 сентября для своих прихожан, ежегодно, совмещая это с фестивалем-ярмаркой. Этого руководство ему не могло запретить и закрывало глаза.
22 сентября, Тыквенный Спас на огне
В этом году ярмарка особенная. Единственное, что мне оставалось воплотить в жизнь, — это Тыквенный Спас для всех православных, и я могу уйти из этого мира. Моё дело само продолжит меня.
На этом месте повествование оборвалось. Я захлопнул дневник. На чёрной коленкоровой обложке горело оранжевым тисненое золотом старославянской кириллицы название: «Сердце Будды» и ниже: «Селектор игумен Серафим». Чей-то пристальный взгляд бурлил мой затылок. Наверху, рядом с деревянной иконой за каждым моим движением следил чёрный как чернозём Воронежской области кот с оранжевыми глазами-тыквами.
